Еще шла война
Шрифт:
Дмитрий наклонился к ней.
— А мне наплевать на них, была бы ты довольна.
Он подошел к пианино и одним пальцем начал выстукивать «чижика». Гости рассмеялись. Лицо Ирины запылало, случилось то, чего она больше всего опасалась: Митю подняли на смех. Но, к ее удивлению, Дмитрий все еще продолжал играть «чижика», ни на кого не обращая внимания. Закончив, он сказал, улыбаясь:
— Это я для них, а теперь для тебя, для нас…
Дмитрий придвинул стул, уселся поудобнее, легко и быстро пробежал пальцами по клавишам, рождая удивительно чистые, как родниковые струи, звуки. И вот полилась знакомая,
— Пойдем потанцуем, Галя.
И они легко закружились по комнате. Вскоре начали танцевать и другие. Только Пышка не отходил от радиолы. Озабоченный и скучный, он делал вид, что внимательно слушает игру Дмитрия. Радостно-возбужденная Ирина хотела было закружить его в танце, но он увернулся от нее и громко захлопал в ладоши. Руки Дмитрия замерли на клавишах.
— А теперь прошу к столу.
Все дружно зааплодировали. Ирина подошла к Дмитрию. Она заметила на его высоком лбу капельки пота и поняла, что во время игры он тоже сильно волновался.
— Какой ты молодец, Митенька, — тихо проговорила она. — Ты так чудесно играл…
— Это для тебя, Ира, — со счастливой улыбкой сказал Полевода.
— Спасибо, — чуть слышно проговорила она.
Стол накрыли в смежной комнате. Он был уставлен разными бутылками, а на закуску — одни конфеты да яблоки. Эдик разлил вино по бокалам, гости выпили. Выпили без тостов, не прикоснувшись к закуске. Дмитрий внимательно осмотрел собравшихся и с трудом узнал некоторых. Здесь был Галкин, высокий долговязый парень в зеленом берете; была Светлана Саурова, кругленькая, тонкобровая девушка с высоко взбитыми золотистыми волосами и увесистыми позолоченными серьгами в ушах. Был здесь и Геннадий, единственный сын банщицы Марфы Беликовой, пожилой вдовы. Одет он был с такой же претензией на западную моду, как и остальные.
Дмитрий подошел к нему.
— Ну как жизнь, Генка?
Тот, подогретый выпитым вином, посмотрел на Полеводу маслеными глазками и улыбнулся.
— Узнал все же. А я думал — не желаешь знаться. Живу — не тужу, как видишь.
— Где работаешь?
— Пока нигде. В институт не пошел, а работа по душе никак не подвернется.
— А на какие средства живешь?
Парень с недоумением посмотрел на Дмитрия.
— У меня же мать работает. Ты разве не знаешь?
Дмитрию хотелось развернуться и залепить в нахальную рожу, но сдержался, только спросил:
— Не стыдно на шее матери сидеть?
— А чего же совеститься. Не чужой она мне человек — родная мать. Начну работать — за все с лихвой расквитаюсь…
Снова начались танцы. Ирина и Дмитрий незаметно выскользнули во двор. Где-то в саду тявкнул Атаман, подбежал к Ирине, потерся о ноги. До самой калитки пес плелся позади, благодушно помахивая хвостом.
— Кажется, Атаман начинает забывать обиду, — сказала Ирина.
— Думаю, что это будет не по душе Эдику.
Они долго шли молча. Ночь была звездная, ясная. Первые свежие тропки просохли от легкого морозца, и под ногами приятно пружинило.
— Рассказала бы, как живешь, как учишься, — осторожно сказал Дмитрий.
— Да что рассказывать, — не сразу заговорила Ирина, — у студентов
— Готовлюсь в заочный. В этом году непременно поступлю.
— Правильно сделаешь, — сказала Ирина задумчиво.
— Раньше ты, кажется, не одобряла моего намерения учиться заочно?
— Тогда я еще многого не понимала… — призналась она.
Дмитрий почувствовал, как его захлестнула волна нежности. Привлек Ирину к себе, крепко поцеловал в полуоткрытые губы и отпустил. Она взглянула на него и отвернулась. Он подумал, что сейчас она скажет, как тогда, в парке: «Это ты зря, Митя. Ведь мы еще не знаем, любим ли друг друга». Но она промолчала.
— Ты мне так и не сказала, надолго ли приехала? — после продолжительного молчания спросил Дмитрий.
— Послезавтра надо уезжать.
— Так скоро? Ведь каникулы еще не кончились.
— Но я отпросилась на три дня. Больше не дали. У нас скоростная стройка…
— Какая стройка? — удивленно спросил Дмитрий.
Ирина опять умолкла, опустила глаза, затем, будто на что-то отваживаясь, открытым взглядом посмотрела на него.
— Ты знаешь, Митя, я тебя немножко обманула.
— Как это обманула?
— А так, обманула, и все, — губы ее чуть дрогнули в затаенной улыбке. — Не догадываешься? Я ведь не учусь на стационаре, а работаю бетонщицей на стройке. Понятно?
— Вот это здорово! — удивился Дмитрий. Теперь ему стало ясно, почему у нее такие жесткие ладони.
— Работаю и учусь на вечернем, — продолжала Ирина. — Только ты, пожалуйста, не рассказывай нашим, а то они засыпят меня упреками, почему, дескать, сразу не написала, что не прошла на стационар, зачем устроилась на «грязную» работу. А что мне было делать? Домой ехать и сидеть, как красна девица в тереме? Уж я как-нибудь сама обо всем расскажу…
Они долго бродили по главной улице, а когда вернулись к дому Звонцовых, за ставнями было тихо. Видимо, Пышкина компания разошлась.
Прощаясь, Дмитрий сказал:
— Завтра пойдем в степь за подснежниками, хорошо?
— Хорошо. Но, наверное, они еще не расцвели.
— И Павлика пригласим, — Дмитрий уже рассказал Ирине о Ларисе, о том, что она лежит в больнице и Павлик давно мечтает подарить ей цветы.
— Мы нарвем ей вот такой букет, — негромко воскликнула Ирина и широко развела руки. — Лариса сразу выздоровеет, цветы помогают, это я точно знаю.
Когда Ирина открыла калитку, со двора выскочил Атаман и бросился к Дмитрию.
— Атаман! — испуганно вскрикнула она. Но пес даже не повернул головы, подбежал к Дмитрию, остановился и завилял хвостом. Дмитрий погладил его, приговаривая:
— Мир, мир, дорогой…
Возвращаясь домой, Дмитрий вспоминал, как еще в школе они ходили в степь каждую весну, когда пригреет солнце и зазвенят первые ручьи. Она широко открывалась сразу же за шахтным поселком, за терриконом. Из глубоких оврагов, с голых перелесков, разбросанных в степи, где еще лежал почерневший от угольной пыли ноздреватый снег, тянет острым холодком. Но на солнце уже пробивается ярко-зеленая травка. И хрупкие синеглазые создания, озябшие под снегом, жадно тянутся к теплу. Кажется, со всей степи они сбегаются на отогретую солнечную сторону косогоров.