Еще шла война
Шрифт:
— Скажи, Митяй, какая тебя сегодня муха укусила, — по-дружески спросил он, — чистый циркач.
— Ты цветы любишь собирать? — словно не расслышав его слов, в свою очередь спросил Дмитрий.
— Я не девчонка, — даже обиделся Костя.
— Напрасно, — пожурил его Полевода, — а я люблю за цветами ходить. И Павлик любит, — вспомнил он разговор с Прудником о цветах. — День бродил бы по степи…
Костя догадывался, что Дмитрий думает сейчас не о цветах, о чем-то другом, более серьезном, и промолчал.
— Завтра мы
— Какие сейчас цветы? — удивился Костя.
— Подснежники.
— А кто это «мы»?
Полевода на ходу крепко сжал друга за плечо.
— Ирина приехала?.. И надолго?
— Не знаю, — неопределенно ответил Дмитрий.
— Теперь все ясно, — улыбнулся Костя.
Дальше шли молча.
Вечером Полевода подошел к дому Звонцовых. Положив руку на холодную скобу, задержался у калитки. Слышно было, как у придорожной канавы, схваченный легким морозцем, словно засыпая, бормотал ручей. Сегодня весь день весенние потоки, ослепительно сверкая в ярких лучах мартовского солнца, с веселым шумом неслись по улицам поселка. Весна! До этого она подступала робко, неуверенно. Порой было похоже, что вот-вот полетит непрошеный снежок и опять вокруг станет белым-бело. Но сегодня весь день светило солнце, неумолчно пели птицы.
Для Полеводы весна была особенно желанной еще и потому, что приехала Ирина. Задержись ее приезд, и весна, был уверен он, тоже задержалась бы, не пришла в этот день.
Сквозь глухие ставни дома Звонцовых кое-где тонко просачивался желтоватый свет. Полевода прислушался. «Неужели опоздал? А может, у Звонцовых никого нет дома и никто его не ждет?..»
Не успел Дмитрий подумать об этом, как почувствовал: железная скоба, на которой лежала его рука, вздрогнула, калитка протяжно заскрипела и медленно открылась.
— Что же ты не заходишь, Митя? — услышал знакомый голос. — Здравствуй.
— Здравствуй, — эхом откликнулся он и протянул руку. Ирина взяла ее в свои, словно хотела согреть. Дмитрий долгим взглядом посмотрел в лицо, освещенное фонарем. Она! Такая же! Только в блестящих, подернутых влагой глазах было что-то новое. И руки огрубели. Но все это теперь не имело значения. Главное, что она была здесь, рядом с ним. И это было ему бесконечно дорого.
Полевода вернулся, чтобы закрыть за собой калитку, и тотчас услышал строгий окрик Ирины:
— Атаман, не смей!
Лязгнув скобой, Дмитрий обернулся. Смиренно опустив голову, у ног Ирины лежал огромный пес, лениво подметая распущенным хвостом землю. Неужели это тот самый Атаман, которого он уже не считал живым?
Потянулся рукой к собаке, чтобы погладить, но Ирина остановила его:
— А вдруг он не забыл старой обиды? — И приказала: — Пошел на место, Атаман!
Пес поднялся и понуро поплелся за угол дома.
Сквозь ставни донеслись звуки джаза, Ирина вздрогнула и невольно
— Понимаешь, Митя, — тихо начала она, будто оправдываясь, — как-то нехорошо получилось. — Она отпустила его локоть, но с места не сошла. — Когда я пригласила тебя, Эдька сказал мне, что соберется хорошая компания, весело проведем время. Я думала, придут ребята с шахты — ведь он там теперь работает. А вышло наоборот: собрались старые дружки…
Чтобы успокоить девушку, Дмитрий взял ее за руку и снова ощутил грубоватую кожу ладони.
— Ты бы посмотрел, Митя, как он нарядился — на человека не похож.
Полевода молча слушал, затем осторожно спросил:
— Эдик знает, что ты меня пригласила?
— А как же! — удивилась она. — Он несколько раз спрашивал, придешь ли ты на вечеринку.
— А пианино у вас сохранилось?
— Конечно. Я даже мастера вчера приглашала, чтоб настроил… для тебя.
Дверь в сенях распахнулась. На пороге показался Пышка. Длинная черная тень от него упала через весь двор и, переломившись на высоком заборе, исчезла в темноте.
— Ирен, где ты там застряла?!
— Иду, иду, — откликнулась она и, подхватив Дмитрия под руку, увлекла за собой.
В большой комнате с громоздкой старинной мебелью Полевода увидел приумолкших парней и девушек. Некоторых из них он знал по школе, но давно не видел. Все смотрели на него как на незнакомого.
Вошел Пышка и разрядил обстановку: громко хлопая в ладоши, он торжественно объявил:
— Друзья, прошу любить и жаловать дружка моей сестры, — и низко в пояс поклонился Полеводе. Все вразнобой весело зааплодировали.
Пышка подошел к радиоле, и комнату заполнили тоскующие звуки какого-то инструмента. Прежде чем начать танец, все парни, точно по уговору, закурили, затем навалились руками на хрупкие плечи своих безропотных партнерш. Полевода невольно улыбнулся. Ирина заметила его улыбку, спросила:
— Тебе нравится?
— Что нравится?
— Вся эта вакханалия.
— Интересно… Будто во что-то играют.
— Играют в чужую нелепую жизнь, — сказала она с горечью.
В радиоле меняли пластинки, а пары не менялись. Ирина и Дмитрий отчужденно стояли у двери. О них, казалось, забыли. Дмитрий решил, что самое лучшее будет уйти. Момент был как раз подходящий. Но Эдик выключил радиолу и громко объявил:
— А теперь перейдем ко второй части нашей программы: послушаем пианиста. Мы так давно не слышали игры нашего школьного маэстро.
На этот раз не аплодировали. Все парами разошлись по углам, о чем-то негромко переговариваясь. Ирина сжала локоть Дмитрия.
— И ты согласишься играть… для них?
Ее глаза глядели на него с тревогой. Но на душе у Дмитрия было легко. Он ласково посмотрел на девушку и сказал:
— Не для них, а для тебя хочу играть, Ира.
— Не надо, они тебя осмеют…