Эстетика слова и язык писателя
Шрифт:
У нас всегда лирику противопоставляют прозе, ближайшему аналогичному и равно значительному литературному виду, поэтому естественным кажется принимать как раз стиховность за выделительный ее признак. Но есть литературы, где соотношение жанров иное. Так, например, в древнеиндийской классической литературе «лирика» [52] отмежевывается, с одной стороны, от стилистически автономных — эпоса и стихотворной (по преимуществу) драмы, — с другой стороны, от научного и философского трактата. В сочинениях по всем отраслям знания и мысли была общепринята тогда стиховая форма. А то, что аналогично нашей художественной прозе (басенные и сказочные своды), было жанром, смешанным по форме (стихи чередовались с прозой), а отчасти и по назначению; это не столько изящная словесность, сколько прикладной и притом низкий литературный вид (нравоучительный, юмористический, религиозно-проповеднический), тем самым наиболее далекий — и потому не сопоставляемый с «лирикой» как труднейшим, изысканным и чисто литературным жанром.
52
Обычное у европейских ученых применение термина «лирика»
Раз возможно такое соотношение литературных жанров, при котором стихотворная форма не является признаком лирики, то необходимо искать других ее примет, более всеобщих.
С таким же условным успехом можно определить ее (и любой жанр) по наиболее постоянным тематическим элементам (как и по признаку стиховой формы). Подобную работу над матерьялом французской литературы проделали, например, Гюйо и Брюнетьер. Наличие известного, довольно узкого круга тематики выступает нагляднее в жанрах литератур, далеких от нас по времени и культуре. Вот, например, характеристика тематической ограниченности арабской поэзии у одного из ее исследователей: «Поэту запрещено было говорить о поездке на ослах — вместо традиционной верблюдицы, говорить об остановке около ручья пресной воды, ибо номады пили только солоноватую воду колодцев... Обыватели Багдада в эти времена славят в стихах жажду упиться кровью врага, тогда как они дрожат перед солдатьем халифов Аббасидов» [53] . Не менее поразительна инерция тематики в древнеиндийской поэзии. Можно иллюстрировать это хотя бы свидетельством Дандина, одного из выдающихся старших индусских теоретиков поэзии. Определяя своеобразный поэтический жанр, так называемый «саргабанда» (вроде лиро-эпической поэмы), он перечисляет весь круг его канонизованных тем: «Саргабанда — высокий поэтический род — определяется следующими приметами: начало его — благословение, молитва или краткий перечень содержания. Сюжет заимствуется или из эпических легенд, или из других источников, коренящихся в действительности. В поэме содержатся все четыре предмета наших желаний [54] . Герой ловок, благороден. Поэма выигрывает в занимательности и красоте от включения описаний: города, моря, горы, времен года, восхода луны и солнца, игр в саду у фонтана, восторгов, вина и любви, размолвки и свадьбы, рождения сына, государственного совещания, посольства, похода, битвы, победы героя. Все это в поэтическом, не слишком сжатом изложении, полном эстетической эмотивности, в разделах не слишком длинных» (и т. д.) [55] . Этот канон (как всякий, вероятно) возник из анализа шедевров поэзии, которые для индусского (несколько более, чем для европейского) ученого стали фетишем. Таким образом, более или менее случайный выбор тематики крупным поэтом, ограниченность его тематической изобретательности, — в поздней индусской поэтике стал как бы эстетически мотивированным и обязательным. Эта «случайность» состава канонизованного тематического инвентаря ощущается нами резко в тех случаях, когда канонизованная в другой литературе тема абсолютно беспримерна, чужда нашему аналогичному жанру. Так, очень авторитетные индусские теоретики поэзии (Маммата и Руйяка) цитируют в качестве высокого образца поэзии (Kavyam) лирико-сатирическую поэму Дамодарагупты (к[онец] 8 в. по Хр.): «Наставления сводни», написанную со всеми изысканными приемами лирической формы; она вызвала целый ряд подражаний в позднейшей индийской литературе. И тем не менее выдающийся немецкий индианист Георг Бюлер назвал ее «древним образцом индийской порнографии». По-видимому, держась тематического русла европейской поэзии, он мог видеть в ней только явление внелитературное.
53
Rene Basset. La poesie arabe anteislamique. Paris, 1888, p. 49.
54
То есть — религиозная заслуга, богатство, любовь и вечное избавленье.
55
Dandin’s «Poetik (Kavyadarca)». Sanskrit und deutsch von Otto Bohtlingk. Leipzig, 1890, I, 14—18, S. 3.
Итак, можно найти характеристику лирики и в ее речевых, знаковых свойствах (здесь имеются в виду ритм, рифма, звукопись, мелодика), и в постоянных тематических элементах. Знаково-речевые элементы лирики всецело обусловлены (в своей функциональной противопоставленности и качественном сродстве) свойствами внепоэтического языка данной культуры. Это самый очевидный и неисчерпаемый пример громадной зависимости искусства от традиционной стихии. Но звуковой строй каждого языка иной, поэтому существенно различны в разноязычных литературах знаково-речевые (как и семантические) системы поэтической речи. Следовательно, нельзя в них самих по себе, как в частных и переменных фактах, искать определяющих признаков лирики в мировой литературе, то есть «лирики» как понятия в системе сравнительной поэтики. Но можно и следует искать их в соотношении знаковых и тематических рядов. С другой стороны, и ограниченность круга тематики надо понимать как проявление того же закона — тяготения к традиции. И опять-таки (как это понятно) определение лирики со стороны тематики для каждой литературы будет особое, следовательно, для общей теории лирики не пригодное.
Поэтому представляется более целесообразным и методологически более неоспоримым искать характеристику лирики в соотносительных семантико-фонетических эффектах. Здесь можно прийти к положениям всеобщим, чисто теоретическим, а не историческим, или типологическим.
Обычно ритм, рифму, звукопись изучают только как явления звуковые, наоборот — метафору, образность, тематику — только как явления смысловые. Совершенно очевидно, что о любом элементе поэтического языка можно и следовало бы говорить как о двустороннем эстетическом
Надо надеяться, что с этой точки зрения будет пересмотрена вся теория лирики; в рамках этой статьи можно только наметить некоторые вопросы этого рода.
Если условием лирического впечатления признать смысловое эхо (семантическую осложненность), то надо предполагать какие-то словесные возбудители такого эффекта. Одним из наиболее типичных и постоянных для лирики речевых явлений надо считать плеонастическое сочетание сходнозначных выражений. Последовательное накопление синонимичных фраз концентрирует внимание у одного стержня мысли, возбуждает слушателя (читателя) — исчерпать воображательные возможности данной темы и вызывает интеллектуальную эмоцию — узнавания непредвиденного подобия смысла в разнородных оборотах речи.
Пример:
Голос из хора Как часто плачем — вы и я — Над жалкой жизнию своей! О, если б знали вы, друзья, Холод и мрак грядущих дней! Теперь ты милой руку жмешь, Играешь с нею, шутя, И плачешь ты, заметив ложь, Или в руке любимой нож, Дитя, дитя! Лжи и коварству меры нет, А смерть — далека. Все будет чернее страшный свет. И все безумней вихрь планет Еще века, века! И век последний, ужасней всех, Увидим и вы и я. Все небо скроет гнусный грех, На всех устах застынет смех, Тоска небытия! Весны, дитя, ты будешь ждать — Весна обманет. Ты будешь солнце на небо звать — Солнце не встанет. И крик, когда ты начнешь кричать, Как камень канет... Будьте ж довольны жизнью своей, Тише воды, ниже травы! О, если б знали, дети, вы Холод и мрак грядущих дней!1910—1914
(А. Блок. Седое утро. Пб., 1920, с. 6—6)
Стихотворения такого типа представляют цепь сходнозначных структур. Такие стиховые структуры могут быть названы «синонимами поэтической речи». По сравнению с синонимами практической речи они неточны, означают приблизительные, не вполне отожествляемые, представления, — однако сводимые к одному смысловому фокусу. В поэтической речи очень важно это ведение семантических параллелей, дающее сложный, дробящийся, но четкий в этой множественности образ (одно многоименное, потому что многогранное «видение поэта»). Разработка темы здесь происходит по ассоциациям синонимии, своеобразной в поэтической речи.
Точные синонимы в лирике имеют малое применение, так как дают обратный эффект — бедности и надоедливости выражения, а потому именно семантическая параллель — неточный синоним — и является тем видом синонима, какой нужен и обычен в поэзии.
Отсюда понятно то явление, что развитие синонимики в языке всегда зависит и соответствует стадии поэтической культуры его. Когда метафора — семантическая параллель — отмирает как поэтический синоним, она переходит в практический язык уже точным синонимом [56] .
56
В классическом арабском языке, например, или в санскрите ко времени упадка поэзии образовались длинные вереницы синонимов для некоторых понятий. Индусы составили идеологические словари синонимов, и в них совершенно очевидна зависимость синонимики от поэзии: наибольшее число синонимов имеется для тех понятий, которые теснее связаны с кругом поэтической тематики у них. Так, в очень авторитетном и ценном словаре синонимов: «Hemak’andra’s Abhidha nak’intamani», Hrsg. von O. Bohtlingk und Rieu. St. Pbg., 1847 дано: 34 сл. «луна» (+5 сл. «свет луны»), 36 сл. «гибель», 12 сл. «смерть», 51 сл. «огонь», 15 сл. «молния», 34 сл. «лотос», 30 сл. «змея», 26 сл. «ветер», 20 сл. «ночь», 25 сл. «птица», 23 сл. «слон» (+35 названий слона), 14 сл. «конь» (+39 назв. коня), 16 сл. «любовная жажда» (+14 сл. coitus — эвфемизмы), 12 сл. «женщина» (+10 част. н.), 10 сл. «возлюбленная», 40 сл. «жена», 14 сл. «лев», 15 сл. «пчела», 15 сл. «буйвол», 14 сл. «бык», 8 сл. «павлин», 7 сл. «кукушка» (в индийской лирике то же, что у нас «соловей»). Почти все остальные понятия в этом словаре имеют меньше шести обозначений, обычно одно-два. И, конечно, большая часть этих слов — метафоры, в разной степени ощутимые.
Когда метафоры непривычны и «синонимичны» (то есть аналогичны в одном из своих значений) не порознь, а в групповых комбинациях, как в приведенном выше стихотворении Блока, то мы больше замечаем игру смыслового разнообразия, чем неизменность темы. Начало синонимичности, различно участвующее в лирической композиции, выступает как организующее только тогда, когда сходнозначны стихи или строфы в отдельности, когда их метафоры не вновь образованные, когда новым является только их синонимическое сопоставление.
Пример:
Я люблю замирание эхо После бешеной тройки в лесу, За сверканьем задорного смеха Я истомы люблю полосу. Зимним утром люблю надо мною Я лиловый разлив полутьмы, И, где солнце горело весною, Только розовый отблеск зимы. Я люблю на бледнеющей шири В переливах растаявший цвет... Я люблю все, чему в этом мире Ни созвучья, ни отзвука нет.(Иннокентий Анненский. Кипарисовый ларец. М., 1910, с. 71)