Эти несносные флорентийки

Эксбрайя Шарль

— Тебя долго не было. Я скучал.

— Послушай меня, Фабрицио. Ты переживаешь момент, который с гордостью будешь вспоминать потом.

— А?

Ребёнок, казалось, не испытывал чрезмерного энтузиазма. Его отца это задело.

— Ты что, не знаешь, что этой ночью...

Мальчишка перебил:

— Ухлопали одного типа. Он мне не нравился. Так ему и надо!

— Представляешь, флорентийская полиция не чувствует себя способной обнаружить преступника и, узнав о пребывании в их городе знаменитого Тарчинини...

— Это ты, что ли, знаменитый Тарчинини?

— Ma que! А кто тебе ещё нужен, а?

— Значит, я тоже знаменитый, раз я твой сын?

— Тебе совсем не

трудно будет стать таким, если ты будешь стараться походить на меня. Как бы там ни было, флорентийцы умоляли меня помочь им, и мне придётся это сделать, прежде чем мы уедем в Верону.

— А мама?

— Что мама?

— Что она скажет, если мы не вернёмся?

— Знай, мой мальчик, что кроме семейных обязанностей, есть ещё долг, и я обязан посвятить себя ему. Понимаешь?

— Я понимаю только, что если мы приедем с опозданием, то мама будет очень кричать, несмотря на весь долг!

В первый раз Ромео задал себе вопрос, не разочарует ли его этот ребёнок, на которого он возлагает столько надежд.

В это время в дверь постучали. Фабрицио побежал открывать и отступил на шаг перед гигантом, возникшим на пороге.

— Синьор комиссар Тарчинини?

Ромео с широко открытыми глазами смотрел на эту живую гору, ростом приблизительно 190 сантиметров и весом килограммов 140.

— Он самый.

— Инспектор Энрико Бергама в вашем распоряжении.

— Наверное, вам будет не очень удобно производить слежку.

— Меня часто используют при допросах и арестах. Я очень сильный.

— Не сомневаюсь в этом. Комиссар Роццореда думает, что я нахожусь в опасности, послав мне такой экземпляр?

— Когда ловишь убийцу, синьор комиссар, всё время находишься в опасности.

Ромео с трудом сглотнул. Вообще, быть может, он был неправ, когда заупрямился и остался во дворце, да ещё с Фабрицио. Только теперь он уже не может идти на попятную, иначе ударит в грязь лицом перед флорентийцами.

— Садитесь, инспектор.

Энрико недоверчиво покосился на стул, который ему предложили, и заключил:

— Я думаю, что будет лучше, если я постою, синьор комиссар.

— Хорошо. Вот приказание: раздобыть все возможные сведения об Адде Фескароло, живущей здесь, о жертве — Антонио Монтарино и о докторе Вьярнетто, улица Сан-Агостино, 327. А потом, может, вы пообедаете с нами? Мы встретимся в 13 часов... где?

— Где вам будет угодно, синьор комиссар.

— Я не очень знаю Флоренцию. Погодите! Вы возьмёте мальчика с собой и покажете ему достопримечательности, которые встретятся вам по пути. А в 13 часов — перед палаццо Веччио.

Инспектор не казался слишком обрадованным перспективой быть нянькой, но, не ответив, взял за руку Фабрицио и увёл его. Он был похож на грузовик, берущий на буксир байдарку. Ромео окликнул сына и вручил ему письмо маме, которое он должен был опустить.

Ромео сперва решил нанести визит Софии Савозе, так как она была ближайшей соседкой. Исполнительница стриптиза приняла его без особой теплоты. Она, казалось, досадовала на него за то, что он сразу не открыл ей, что он полицейский. С неуклюжей грацией она его обогнала и провела в свою living-room [8] , где все стены были обклеены фотографиями с её неприкрытыми формами. Смущённый, Тарчинини не знал, куда глаза девать. Греховные мысли начали крутиться в его слегка потяжелевшем мозгу. Он показал на фотографии и пробормотал:

8

Living– room – общая комната, гостиная (англ.).

—

Пре... лестно.

— Правда?

Она снова обрела свою улыбку. Стараясь задобрить её, веронец решил даже переусердствовать.

— Это должно быть трудно!

— О! Мне они не все нравятся... но есть такие, где я себя полностью узнаю. Смотрите, вот эта, например...

И она немедля поднесла к его носу какую-то фотографию, прокомментировав:

— Искренность, вот что я люблю. Вы не находите, что вот это — это я, моё воплощение?

Покрывшись каплями пота, муж Джульетты пробормотал, что не имел чести достаточно хорошо знать хозяйку, поэтому ему трудно дать ей заверения в похожести...

— О! О, если только это, то я могу вам показать!

София без стеснения принялась задирать платье, и Ромео с громким криком бросился к ней, чтобы упросить её ничего не делать, он верит ей на слово. Синьорина подозрительно поглядела на него:

— У вас задние мысли на переднем плане, и меня это не удивляет! Впрочем, старики все противные, это известно!

Оскорблённый более титулом «старик», нежели чем-то другим, Тарчинини сразу остыл и жёстко сказал:

— Синьорина, я здесь не для того, чтобы обсуждать ваши прелести, а чтобы вести допрос, к которому я обязан прибегнуть в связи с убийством Антонио Монтарино.

— Конечно, раз я исполняю стриптиз, то я могу и убить человека, да?

— Ma que! Кто вас обвиняет?

— Вы!

— Я?

— У вас по глазам можно это прочесть!

— Оставьте мои глаза в покое и расскажите лучше о себе!

— Что вы хотите, чтобы я вам рассказала?

— Всё!

— Это глупо...

— Это мне решать.

— Ладно. Ну хорошо! Я родилась в Коллэ ди Вальдельса. в восьми километрах от Поджибонси, двадцать три года назад. Родители мои были крестьяне, в доме никогда не было ни гроша. В классе я не очень отличалась. Я была первой только по Катехизису. Мне не было ещё 15 лет, когда мальчишки уже увивались за мной, так как мало было столь хорошо сложенных, как я. Только я была скромной, доказательством тому – что я была выбрана rosiere [9] , когда мне исполнилось восемнадцать лет. А потом я влюбилась... Марио Латерца его звали. Мы клялись друг другу, что поженимся. Он был на четыре года старше меня. Он уехал. Он написал мне два или три раза, чтобы рассказать о своих новостях. Я знала, что он работает во Флоренции. Из-за этого я сюда и приехала в начале прошлого года. Только когда я заявилась туда, где он жил, чтобы спросить у него, будем ли мы жениться, оказалось, что он уехал, не оставив адреса уже около трёх месяцев назад. Я не решилась возвращаться в Вальдельсу и стала искать работу. Я хорошо устроилась в жизни, вы знаете.

9

Rosiere – девушка, получившая награду за добродетель (фр.).

— Вы никогда не возвращались домой?

—Нет... Я посылаю моей матери деньги. Она думает, что я горничная.

—Вы боитесь открыть ей свою профессию?

— У них такое ограниченное сознание, в нашей дыре...

— А Марио?

— О! Марио...

Она махнула рукой, чтобы показать, что этот Марио, в общем, давно растворился во времени.

— Вы знали Антонио Монтарино?

— Как и все, не больше.

— То есть?

— Ну, я встречала его несколько раз у графини, когда относила ключ или брала почту. Он мне не нравился.