Эти несносные флорентийки
Шрифт:
— Они разговаривали?
Полицейский ответил:
– — Нет, синьор комиссар. Ни словом не обмолвились. Они даже не пытались, после того как я им сказал, что этого нельзя!
Роццореда приказал:
— Хорошо. Теперь бодрствуйте перед дверью, чтобы никто не помешал нам.
В маленькой гостиной, весьма скромно обставленной, доктор Вьярнетто сидел на диване, обхватив руками голову и, казалось, утратив чувство времени. Тарчинини представил его своему флорентийскому коллеге, который взял на себя руководство операцией:
—
Вьярнетто показал ему их. Проконсультировавшись с Ромео, Луиджи возвратил их владельцу:
— Комиссар Тарчинини поставил меня в известность... Нет надобности, я думаю, говорить вам, что вы находитесь в трудном положении. Итак, будет лучше, если вы расскажете, что произошло, да?
— Мне тридцать восемь лет, синьор комиссар. Я долго трудился, чтобы стать врачом, до этого у меня не было ни гроша. Все это я говорю для того, чтобы вы поняли, что у меня не было времени думать о женщинах. А потом я встретил Адду... Я люблю её, и она меня любит...
Немного удивлённый Роццореда услышал вздох своего коллеги:
— А! Любовь...
Увидев веронца с полными слез глазами, он обеспокоенно прошептал:
— Что-нибудь случилось, Ромео?
— Прости... О, нет, напротив, всё очень хорошо... Доктор, почему же вы не женитесь на своей Адде?
— Потому что она этого не хочет.
— Не верьте на слово! Послушайте, когда я предложил своей Джульетте соединить наши судьбы, она еще ломалась! Женщины, они все такие! Им надо, чтобы их очень упрашивали. Ma que! Если вы действительно любите свою Адду, женитесь на ней и не обращайте внимания на то, что она говорит! Правда, Луиджи?
Флорентиец хотел было напомнить Ромео, что они здесь не для того, чтобы давать уроки любовной стратегии человеку, подозреваемому в убийстве, но вынужден был ретироваться, так как веронец, казалось, прямо-таки жил в атмосфере страсти.
— Я не знал, что ты так сведущ в женской психологии!
Веронец плутовато провел пальцем по усам.
— Ma que! Я был молодым, Луиджи... Истина обязывает меня сказать, что редко встречаются нечувствительные люди... Даже теперь, если бы не Джульетта и bambini... Ты понимаешь меня, Луиджи?
Взглядом Роццореда дал понять своему коллеге, что он его очень хорошо понимает, однако же пора вернуться к Вьярнетто.
— По какой причине синьора Фескароло отказывается стать вашей законной супругой?
— Из-за Джакомо, ее малыша... Ошибка... Она думала, что может доверять, и... и потом этот мужчина ушел.
Тарчинини рассердился:
— Ты слышишь, Луиджи? Какое несчастье... poverella [7] ! Такого человека я при встрече задушил бы собственными руками... при мысли, что такое же может случиться и с моей Джульеттой!
7
Poverella – бедняжка (итал.)
Смущённый
— С твоей женой?
— С моей дочерью... Так и вижу её, бедную, оскорблённую, стыдящуюся доверить мне своё горе... Я хорошо её знаю, мою Джульетту, она способна броситься в реку, и у меня не станет больше ребёнка!
Раздавленный такой ужасной перспективой, Ромео принялся громко всхлипывать. Луиджи не мог прийти в себя. Невозможно ведь, чтобы его друг играл комедию, тем более сейчас. Приходилось признать, что он искренен.
— Ну же, Ромео, приди в себя! Что на тебя нашло? Твоя Джульетта не бросилась в реку, насколько я знаю!
Тарчинини моментально сменил слезы на гнев:
— Нет, она не бросилась в реку, но она в руках американца, и неизвестно ещё, что лучше! Там, в этой стране, она ещё дальше от меня, чем если бы она лежала на кладбище! Я никогда не пойму, почему правительство без всякого протеста позволяет увозить наших девушек!
— Джульетта вышла замуж против твоей воли?
— Она бы никогда не осмелилась! Или ты считаешь её за безнравственную особу?
— Ma que! Почему же правительство должно было быть против, если ты, отец, согласен?
— Извините! Я только сделал вид, что согласен!
— А зачем?
Ромео ответил, как ни в чем не бывало:
— Чтобы она не огорчалась, бедняжка!
Озадаченный, флорентиец вернулся к подозреваемому:
— Доктор, почему ребёнок мешает вашему браку, как вы говорите?
— Адда считает, что она не имеет права... Она убедила себя, что это дурно с её стороны... Глупости!
— Которые вы все же надеетесь преодолеть?
— Да... Я упорствую. Адда не моя любовница, синьор комиссар... Я навещаю её каждый день... Я хочу надеяться, что она признает, наконец, мою любовь и перешагнёт через ошибку, за которую она не ответственна.
— Браво!
Вне себя от радости, Тарчинини не мог более сдерживаться. Роццореда рассердился:
— Ромео, прошу тебя!
— Ma que! Ты же не хочешь, чтобы я думал, что любовь тебя не интересует, he?
— Сейчас мы решаем не этот вопрос!
— Нет, Луиджи! Именно этот, и никаких других! Адда его любит, он любит Адду, что в этой идиллии может делать мясник?
— Это как раз то, что мне надлежит выяснить, представьте!
— Ты теряешь своё время!
Комиссар сухо возразил:
— Я здесь единственный судья!
Обиженный Тарчинини покинул комнату, спросил у агента, где располагается молодая женщина и толкнул дверь в её комнату. Завидев входящего веронца, Адда, склонённая над кроватью спящего Джакомо, выпрямилась:
— Синьор комиссар...
Не говоря ни слова, Ромео подошёл к ней и, прежде чем она успела понять его намерения, взял её за руки и звонко поцеловал в обе щеки. Ошеломлённая, она никак не прореагировала, что дало Тарчинини время объясниться: