Европейская поэзия XVII века

Коллектив авторов

ПОЦЕЛУИ НЕМОЙ ДАМЫ

Целуя вас, я знаю, Медовые уста, Что ваша немота — От веры, от счастливого сознанья: Вы рождены, чтоб лепетать лобзанья.

АНТОНИО ГАЛЕАНИ

* * *

Я столько раз взывал к тебе сквозь слезы, И ты опять, Дамон, меня довел: Ты видишь, где пасется твой козел? Он беспощадно пожирает лозы. Для урожая нет страшней угрозы, И ты не знаешь, до чего я зол! Ты лучше бы козла на травку свел, Или теперь ее не любят козы? Быть может, ты чураешься вина, Что часто голову твою туманит, Которая

от роду не ясна? Когда хоть раз еще сюда потянет Твою скотину, так и знай: она От рук моих, Дамон, безрогой станет.

АНТОН МАРИЯ НАРДУЧЧИ

КРАСАВИЦА, ИЩУЩАЯ ВШЕЙ

О, как плутает в золотом лесу Твой частый гребень из слоновой кости; Уязвлены блуждающие гости,— Им не дано затмить твою красу! Сколь чист твой труд! Ты держишь на весу Расческу, — и, в сетях любви и злости, Злодеи гибнут, словно на помосте… Я этого блаженства не снесу! Меж трав златых и золотых ветвей Бредет амуров ласковое стадо, Упитанное сладостью твоей. Ах, стать бы жертвою твоих затей! Порой немного мне для счастья надо: Так притчу ты мою и разумей!

ДЖИРОЛАМО ФОНТАНЕЛЛА

К ЖЕМЧУЖИНЕ

Прибоем эритрейским рождена, Ты горней красотой чаруешь око, Бесценный дар богатого востока, Ты из росы природой создана. Твоим лучом озарена волна, Тебя на дне таившая до срока, Твой мягкий свет богиня чтит высоко, В твою улыбку нимфа влюблена. Сверкающую белизной росистой, Рожденную подводной темнотой, Тебя нельзя представить водянистой. Без пятнышка, сияя красотой, На суд небесный ты приходишь чистой, Невеста под воздушною фатой.

ВООБРАЖАЕМАЯ ЛЮБОВЬ

Я у Амура не был школяром, Но, словно мне вполне любовь знакома, Я описать могу любой симптом, Не испытав ни одного симптома. Я говорю и словом и пером О молниях очей, не зная грома, Я слезы лью — но это лишь прием, И в горле ком — и никакого кома. Пишу — и не боюсь впросак попасть: Я столько слышал о любовной доле, Что как бы сам изведал эту часть. Я не учился у Амура в школе — И пел в своих стихах чужую страсть, Чужие радости, чужие боли.

К ЛУНЕ

Волшебная звезда Над царством тишины в ночном эфире, Ты всходишь — и тогда Редеют тени в просветленном мире. Наперсница живительного сна, Ты входишь в ночь, величия полна. Ты светом благодатным Окутываешь сумрачную тишь, В противоборстве ратном Стрелами тени с высоты разишь И, раздвигая светлые границы, Объемлешь мир, соперница денницы. Серебряной узде Покорны в колеснице звездной кони, И не найти нигде Такого хора, как на небосклоне,— И вторит звездным колокольцам нощь, Благодаря тебе, царица рощ. Росистой кормишь манной Ты, щедрая кормилица, цветы, Из россыпи стеклянной Сокровища извлечь умеешь ты, Рассеиваешь тучи ты — и это Ночь делает соперницей рассвета. Чиста и весела Небесных рек живительная влага, Поящая тела Весеннему цветепию во благо, Чтоб на лугах из края в край земли Несметные сокровища цвели. То бледный источая, То излучая красноватый свет, Ты что ни час другая — И действие меняется, как цвет, И в появлении твоем во мраке — Грядущего

таинственные знаки; То круглолицей нам Ты предстаешь в безоблачном просторе И не даешь волнам Ни на мгновенье передышки в море, То превратишься в серп — а он погас, И ты — другая в следующий раз; То, как в могиле, глухо Ты в тучах скрыта, то, от сна воспряв, Свой свет белее пуха Льешь на поля и в глубину дубрав. Восстав из пепла фениксом крылатым, Ты вновь восходишь месяцем рогатым.

БЕРНАРДО МОРАНДО

ПРЕКРАСНАЯ КУПАЛЬЩИЦА

Кристалл воды, звездами осиян, Светлел, когда купальщица ночная Над отражением небес нагая Склонялась, в море погружая стан. Она обогащала океан, Кораллами и жемчугом сверкая, Каких не знает глубина морская У дальних берегов восточных стран. Когда она, струям неуловимым Отдавшись, в холод погружала грудь, Он вспыхивал огнем неукротимым. Кому дано огонь любви задуть? Нет, из него не выйти невредимым, В воде и то его не обмануть.

КРАСАВИЦА, ИГРАЮЩАЯ В ТРАГЕДИИ

Когда звучал, красавица моя, Твой голос раздирающий на сцене, Все, кто внимал мучительные пени,— Все замерли, дыханье затая. Никто из моряков — уверен я — Охотней слух не преклонял к сирене, И сладостнее вековые сени Не оглашала мука соловья. И тысячи, покорные обману, С тобой рыдали, — я из их числа, Я тоже плакал, отрицать не стану. И лицедейских мук твоих стрела Влюбленным тысячам двойную рану — Любви и состраданья — нанесла.

ОБРАЩЕНИЕ К ДРУЗЬЯМ В НАЧАЛЕ ЛЕТА С ПРИГЛАШЕНИЕМ ПИСАТЬ СТИХИ

Поэтом солнце к цитре небосвода Подносит яркий плектр своих лучей, Поет эфир — ив глубине ночей Скользят светила в вихре хоровода. Многоголосая поет природа Все слаженней, все слаже, все светлей, И музыкой скрипучею своей Цикада славит это время года. Журчит хрустальным голосом струя Бегущего по камешкам кристалла — Стихийная поэзия ручья. Ужели нам стихи презреть пристало, Когда и небо и земля, друзья, Нас петь зовут во что бы то ни стало?

ПАОЛО ДЗАДЗАРОНИ

ВЛЮБЛЕННЫЙ, НАМЕРЕВАЮЩИЙСЯ ДЕЛИТЬ СВОЮ ЛЮБОВЬ МЕЖДУ ДВУМЯ ЖЕНЩИНАМИ

Что делать? Рок! Двойная западня! И госпожа прекрасна, и служанка: Одна — черноволосая смуглянка, Другая златокудра. Два огня! Та — светоч ночи, эта — светоч дня, Равно и в той, и в этой все — приманка; И волосы, и взоры, и осанка. И обе жить не могут без меня. Ужель служанкой пренебречь придется, Тем самым отказавшись от одной? Но ведь тогда она к другой наймется. Чтобы довольны обе были мной, По-видимому, сделать остается Подругой эту или ту женой.

ЭПИТАФИЯ НА МОГИЛЕ БЛОХИ

Я в наступление шла, не зная страха, Воительница гордая, пока Не пала жертвой страшного хлопка. Здесь погребен мой прах под слоем праха. Меня застал врасплох удар с размаха, Стрела неумолимого стрелка, Немилосердной ратпицы рука, Чья грудь уже не грудь, а как бы плаха. Меня забыть не властны перси дам: Бывало, где стрелы любовпой жало Затупится, там жару я поддам. У Клори на груди бы я лежала В могиле, по лежать нескромно там, Где лавры я укусами стяжала.