Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
отдала себя ему на суд и посмеяние, показался бы страшным преступлением.
Бедный мой отец! Он так ненавидел женщин-писательниц и так
подозревал каждую из них в проступках, ничего не имеющих общего с
литературой! И ему-то было суждено стать отцом писательницы. <...> Помню я, какой был восторг, когда несколько недель спустя пришла
книжка "Эпохи" и в ней, на заглавном листе, мы прочли: "Сон", повесть Ю. О-ва
(Юрий Орбелов был псевдоним, выбранный Анютой,
своим именем она печатать не могла) {3}.
Анюта, разумеется, еще раньше прочла мне свою повесть по
сохранившемуся у нее черновому. Но теперь, со страниц журнала повесть эта
показалась мне совсем новою и удивительно прекрасною. <...>
– ----
Первый успех Анюты придал ей много бодрости, и она тотчас же
принялась за другой рассказ, который окончила в несколько недель. На этот раз
героем ее повести был молодой человек, Михаил, воспитанный вдали от семьи, в
монастыре, дядей-монахом. Эту вторую повесть Достоевский одобрил гораздо
более первой и нашел ее зрелее. Образ Михаила представляет некоторое сходство
с образом Алеши в "Братьях Карамазовых" {4}. Когда, несколько лет спустя, я
читала этот роман, по мере того как он выходил в свет, это сходство бросилось
мне в глаза, и я заметила это Достоевскому, которого видела тогда очень часто.
– А ведь это, пожалуй, и правда!
– сказал Федор Михайлович, ударив себя
рукой по лбу, - но, верьте слову, я и забыл о Михаиле, когда придумывал своего
Алешу. Разве, впрочем, бессознательно он мне пригрезился, - прибавил он, подумав. <...>
По приезде в Петербург Анюта тотчас написала Достоевскому и
попросила его бывать у нас. Федор Михайлович пришел в назначенный день.
Помню, с какой лихорадкой мы его ждали, как за час до его прихода уже стали
прислушиваться к каждому звонку в передней. Однако этот первый его визит
вышел очень неудачный {5}.
Отец мой, как я уже сказала, относился с большим недоверием ко всему,
что исходило из литературного мира. Хотя он и разрешил сестре познакомиться с
Достоевским, но лишь скрепя сердце и не без тайного страха.
228
– Помни, Лиза, что на тебе будет лежать большая ответственность, -
напутствовал он мать, отпуская нас из деревни.
– Достоевский - человек не нашего
общества. Что мы о нем знаем? Только - что он журналист и бывший каторжник.
Хороша рекомендация! Нечего сказать! Надо быть с ним очень и очень
осторожным.
Ввиду этого отец строго приказал матери, чтобы она непременно
присутствовала
не оставляла их вдвоем. Я тоже выпросила позволение остаться во время его
визита. Две старые тетушки-немки поминутно выдумывали какой-нибудь предлог
появиться в комнате, с любопытством поглядывая на писателя как на какого-то
редкого зверя, и наконец кончили тем, что уселись тут же на диване, да так и
просидели до конца его визита.
Анюта злилась, что ее первое свидание с Достоевским, о котором она так
много наперед мечтала, происходит при таких нелепых условиях; приняв свою
злую мину, она упорно молчала. Федору Михайловичу было и неловко и не по
себе в этой натянутой обстановке; он и конфузился среди всех этих старых
барынь, и злился. Он казался в этот день старым и больным, - как всегда, впрочем, когда бывал не в духе. Он все время нервно пощипывал свою жидкую русую
бородку и кусал усы, причем все лицо его передергивалось.
Мама изо всех сил старалась завязать интересный разговор. С своею
самою светскою, любезною улыбкой, но видимо робея и конфузясь, она
подыскивала, что бы такого приятного и лестного сказать ему и какой бы вопрос
предложить поумнее.
Достоевский отвечал односложно, с преднамеренной грубостью. Наконец,
a bout de ses resources {исчерпав все свои возможности (франц.).}, мама тоже
замолчала. Посидев с полчаса, Федор Михайлович взял шляпу и, раскланявшись
неловко и торопливо, но никому не подав руки, вышел.
По его уходе Анюта убежала к себе и, бросившись на кровать, разразилась
слезами.
– Всегда-то, всегда-то всё испортят!
– повторяла она, судорожно рыдая.
Бедная мама чувствовала себя без вины виноватой. Ей было обидно, что за
ее же старания всем угодить на нее же все сердятся. Она тоже заплакала.
– Вот ты всегда такая: ничем не довольна! Отец сделал по-твоему,
позволил тебе познакомиться с твоим идеалом, я целый час выслушивала его
грубости, а ты нас же винишь!
– упрекала она дочь, сама плача как ребенок.
Словом, всем было скверно на душе, и визит этот, которого мы так ждали, к которому так наперед готовились, оставил по себе претяжелое впечатление.
Однако дней пять спустя Достоевский опять пришел к нам, и на этот раз
попал как нельзя более удачно: ни матери, ни тетушек дома не было, мы были
одни с сестрой, и лед как-то сразу растаял. Федор Михайлович взял Анюту за
руку, они сели рядом на диван и тотчас заговорили как два старые давнишние