Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
есть сами, без посторонней помощи, то есть владеть ложкою, вилкою и ножом. До
приобретения же этих способностей мы обедывали постоянно с нянюшкой в
детской. <...> Обучение и наставления ее по искусству владеть столовыми
инструментами, вероятно, были успешны, потому что между тремя-четырьмя
годами я помню уже себя за общим столом хотя и на высоком стуле, но
обедающим без всякой посторонней помощи. Постов Алена Фроловна очень
строго не придерживалась, говоря, что
это не взыщется, но зато она почитала страшным грехом есть что-нибудь без
хлеба. <...> "Ты, батюшка, откуси сперва хлебца, а потом возьми в рот кушанье...
так бог велел!" - это было всегдашнее ее поучение. <...> Со двора, то есть в гости, Фроловна почти никогда не ходила. Раз в год или в полтора года она получала
известие о приезде в Москву родной сестры своей Натальи Фроловны, которая
была монахиней в Коломенском женском монастыре и во время приездов своих в
Москву останавливалась в каком-нибудь московском женском монастыре. Тогда
30
нянюшка с раннего утра наряжалась и ехала к сестре в гости на целый день до
вечера, и маменька в то время бывала (как говаривала сама) как бы без рук. Через
несколько дней сестра отплачивала няне визит, также проводя целый день в
нашем доме. И этим и кончались все выезды и приемы нашей Алены Фроловны.
Одевалась Фроловна всегда очень чисто и ежедневно была в белых кисейных
чепцах, а по праздникам и в тюлевых. Отличались эти чепцы громадными
оборками; бывало, как она идет несколько скорее обыкновенного, то оборки эти
так и поднимаются вверх. <...>
Собственно, в доме у нас, кроме нянюшки и кормилицы, ежели время
совпадало с кормлением кого-нибудь из новорожденных, были только одни
прислуги - горничные. Они были наемные, но жили у нас очень по Долгому
времени; из них одну я помню хорошо, это Веру; она жила у нас несколько лет, лета два ездила с нами в деревню, и вообще очень обжилась у нас; но, Увы, в
конце концов отошла от нас со скандалом <...>. Она была дочь хорошего столяра, который с женою своею, как говорится, души не слышали в своей Верочке! После
же нее наемных горничных у нас более не было, потому что маменька взяла из
деревни трех сирот девочек, которые и исполняли все обязанности горничных, двух из них я помню - это Ариша и Катя. Первая, то есть Арина, впоследствии
Арина Архипьевна, была очень скромная девочка, постоянно сидевшая за
пяльцами или другою какою работою. Вторая же, Катя, была огонь-девчонка. <...> Кухонную же нашу прислугу составляли четыре личности, а именно: а)
кучер Давид Савельев, или, как его называли, Даввид; он был, собственно, прислугою отца. Кроме своих четверки лошадей, Давид ничего не знал
более никаких занятий; да, впрочем, выездов было много, а потому и работы ему
было достаточно <...>. Личность эту папенька особенно любил и уважал против
прочей кухонной прислуги; б) лакей Федор Савельев, брат кучера. Я не понимаю, почему он назывался лакеем <...>. Он скорее мог назваться дворником, и
обязанности его состояли в том, чтобы наколоть дров, разнести их по печкам и
наблюдать за самою топкою печей, наносить воды, которая, собственно для чая, была ежедневно им приносима в количестве двух ведер с фонтана от Сухаревой
башни <...>. И только изредка, в том случае когда маменька выходила одна
пешком в город, Федор облекался в ливрею и треугольную шляпу, сопровождал
ее, шествуя гордо несколько шагов сзади. Или когда маменька выезжала одна, без
отца, то Федор, тоже в ливрее, стоял на запятках экипажа. Это было непременным
условием тогдашнего московского этикета! Обе эти личности, как кучер Давид, так и Федор, были родными братьями и были малороссы. Не знаю, как они
сделались крепостными отца, но знаю только, что это было еще до женитьбы отца
<...>. К счастию, они были бобыли и никогда не вспоминали и не жалели о своей
родине; в) кухарка Анна. <...> Она тоже была крепостною с давних пор, то есть
еще до покупки деревни, и была отличная кухарка и уже истинно могла заменять
повара; г) прачка Василиса. Обязанности ее состояли в том, чтобы каждую
неделю, первые три дня ее, стоять за корытом, а последние три дня за катком и
утюгом. Василиса тоже была крепостная, но впоследствии скрылась, или - говоря
проще - сбежала. Этот побег был чувствителен для родителей моих не столько в
материальном отношении, сколько в нравственном, потому что бросал тень на
31
худое житье у нас крепостным людям, между тем как жизнь у нас для них была
очень хороша <...>.
Наши знакомые
Знакомые наши, то есть знакомые моих родителей, были очень
немногочисленны, некоторые из них были знакомы только на поклонах, другие
же были знакомы и по домам, первых я только перечислю, а о вторых кое-что
сообщу. Во-первых, все служащие в московской Марьинской больнице были, конечно, нам знакомы, с них я и начну.
1) Александр Андреевич Рихтер и его супруга Вера (по батюшке не
помню) был главным доктором московской Марьинской больницы. Он держал
себя по-начальнически и никогда не бывал у нас запросто, а в дни именин отца
бывал по вечерам. У него был сын Петя, но его держали слишком на