Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
1841 года и оставался затем в Петербурге до 17-го февраля. Накануне отъезда он
собрал к себе друзей на прощальный вечер.
Был тут, конечно, и Федор Михайлович и читал отрывки из двух своих
драматических опытов (навеянных, надо думать, чтением Шиллера и Пушкина):
"Марии Стюарт" и "Бориса Годунова". Что касается первого сюжета, то Федор
Михайлович, по свидетельству г. Ризенкампфа, продолжал ревностно им
заниматься и в 1842 году, чему способствовало сильное
произведенное на него в роли Марии Стюарт немецкою трагическою актрисою
Лилли Лёве {1}. Достоевский хотел обработать эту трагическую тему по-своему, для чего тщательно принялся за приготовительное историческое чтение. Куда
девались наброски его "Марии Стюарт", а равно и "Бориса" - остается
неизвестным.
Как раз к первым годам жизни Федора Михайловича на свободе относится
продолжительный перерыв в его переписке с братом.
Пробел, оказывающийся в письмах, до некоторой степени восполняется
тем более драгоценными воспоминаниями доктора Ризенкампфа. Побывав в
Ревеле в июле 1842 года и повидавшись там с Михаилом Михайловичем,
Александр Егорович Ризенкампф, по возвращении своем осенью в Петербург, стал чаще навещать Федора Михайловича, о незавидном материальном
положении которого наслышался от его брата. На поверку в самом деле
оказалось, что из всей занимаемой Федором Михайловичем квартиры
отапливался только один кабинет. Федор Михайлович совершенно почти
отказался от удовольствий, после того как немало потратился в 1841 и начале
1842 года на Александрийский театр, процветавший в то время, отчасти и на
балете который он почему-то тогда любил, и на дорогие концерты таких
виртуозов, как Оле-Буль и Лист {2}. Теперь, после утреннего посещения
офицерских классов, он сидел запершись в своем кабинете, предавшись
литературным занятиям. Цвет лица его был какой-то землянок, его постоянно
мучил сухой кашель, особенно обострившийся по утрам; голос его отличался
усиленною хрипотой; к болезненным симптомам присоединялась еще опухоль
подчелюстных желез. Все это, однако же, упорно скрывалось от всех, и даже
приятелю-доктору насилу удавалось прописать Федору Михайловичу хотя какие-
нибудь средства от кашля и заставить его хоть несколько умереннее курить
жуковский табак. Из товарищей часто навещал тогда Достоевского только Дм.
Вас. Григорович, представлявший во многих отношениях прямую
противоположность Федору Михайловичу. "Молодой, ловкий, статный, -
вспоминает доктор Ризенкампф, - светский, красивый и живой, сын богатого
гусарского полковника и его жены, француженки-аристократки, друг поручика
77
Тотлебена,
артиста Рамазанова, любимец и поклонник прекрасного пола, вращавшийся
постоянно в лучшем петербургском обществе, Григорович привязался к
нелюдиму и затворнику Достоевскому по врожденной ему страсти к литературе".
Тогда он, сколько помнится г. Ризенкампфу, переводил с французского какую-то
пьесу из китайского быта, а Достоевский, отказавшись от продолжения своей
"Марии Стюарт", усердно принялся за "Бориса Годунова", также оставшегося
неоконченным. Кроме того, Федора Михайловича тогда уже занимали различные
повести и рассказы, планы которых так и сменяли друг друга в его плодовитом
воображении. Подобного рода производительность поддерживалась в нем
постоянным литературным чтением. (О том, будто Федор Михайлович еще в
Инженерном училище писал своих "Бедных людей", доктор Ризенкампф ничего
не знал3.) Из русских писателей он особенно охотно читал тогда Гоголя и любил
произносить наизусть целые страницы из "Мертвых душ". Из французских
писателей, кроме прежде уже ему особенно полюбившихся Бальзака, Жорж Санд
и Виктора Гюго, - он, по свидетельству г. Ризенкампфа, читал Ламартина, Фредерика Сулье (особенно любя его "Memeires du diable"), Эмиля Сувестра, отчасти даже Поль де Кока. Понятно, что при все более и более развивающихся
литературных наклонностях Достоевский должен был тяготиться посещением
офицерских классов. Он бы давно бросил их, если бы не угроза опекуна
прекратить в таком случае выдачу ему денег, А Федор Михайлович в них
постоянно нуждался!
В ноябре 1842 года получено было из Ревеля известие о рождении у
Михаила Михайловича сына. Федор Михайлович был его крестным отцом и, по
замечанию г. Ризенкампфа, проявил по этому случаю свою обычную щедрость. В
декабре младший брат, Андрей Михайлович, живший, как мы знаем из писем, с
1841 года у Федора Михайловича, поступил в Строительное училище. Оставшись
один, Федор Михайлович стал тем усиленнее готовиться к экзамену из
офицерских классов. В то же время и г. Ризенкампфу пришлось серьезно думать о
выпускном экзамене из Медицинской академии. Поневоле они стали видеться
реже.
В великом посту 1842 года, запомнил, однако, г. Ризенкампф, Федор
Михайлович, у которого вдруг оказался опять прилив денег (расщедрился, может
быть, опекун, чтобы поощрить его усидчивые занятия инженерными науками), позволил себе отдыхать от трудов на концертах вновь прибывшего Листа, а также