Факел Геро. Часть 2
Шрифт:
— Госпожа, вы хотите, чтобы я перевила ваши волосы лентой или собрала их в узел?
— Как тебе больше нравится, милая.
— Мне нравится, когда они свободными волнами струятся по спине, госпожа, — любуясь густыми прядями женщины, ответила Хиона.
— Не думаю, что в моём возрасте стоит ходить простоволосой, — возразила Федра. — Да и седина в причёске меньше бросается в глаза.
— Это не седина, а серебро! Я читала, что некоторые модницы специально вплетают в свои пряди золотые или серебряные нити, а вам не надо никаких украшений, волосы и так прекрасны. Все знают,
— Вот как? — рассмеялась Федра этой наивной похвале.
— Да! Вы первая красавица, госпожа! А после вас — Клития.
«Клития и правда похорошела, — подумала Федра. — Может теперь, когда она каждый день бывает в посёлке, Нисифор, наконец, разглядит её?» Ходили слухи, что управляющий приценивается к домам в Прекрасной Гавани. А где дом — там и хозяйка.
Федра не считала, как Галена, что бывший раб будет искать невесту среди свободных. Зачем ему чужая девушка, если есть та, про которую всё известно? Конечно, она уговорит Идоменея дать Клитии свободу! Только бы Нисифор посватался…
— Готово, госпожа, — сообщила Хиона и поднесла к лицу Федры зеркало.
— Ты научилась делать причёски не хуже своей подруги, — похвалила женщина, разглядывая себя.
— Рада, что вам нравится, госпожа, — радостно ответила Хиона, заглянув через плечо Федры. Та, увидев милую улыбку девушки в зеркальном отражении, весело поинтересовалась:
— Значит, мы с Клитией первые красавицы Тритейлиона?
— Это так, госпожа, — подтвердила Хиона.
— Думаю, скоро ты нас перегонишь! — пошутила Федра.
— Что вы, госпожа! — воскликнула рабыня. — Никогда у меня не будет таких прекрасных волос, как у вас или у Клитии.
— Зато ты на редкость белокожа.
— Правильно вы сказали, госпожа, на редкость. На меня смотрят, как на диковинку, а диковинка одному может показаться привлекательной, а другому — отталкивающей. Поэтому лучше быть как все.
В комнату вошла Галена, неся на подносе завтрак. Разговор между госпожой и рабыней прервался. Хиона откланялась и отправилась на кухню.
С некоторых пор у девушки появились причины переживать за свою внешность. Раньше, маленькой девочкой, ей не приходилось задумываться, красива она или безобразна, было достаточно, что господин и госпожа любят и привечают её. Но чем старше Хиона становилась, тем больше беспокоилась по поводу своего обличья. И совсем недавно она получила подтверждение тому, что с нею не всё благополучно.
После отъезда господина Идоменея Хиона, как обычно, пошла в андрон и столкнулась там с бывшим пестуном хозяйских сыновей. Девушка застала его в небольшой комнате, которую хозяин Тритейлиона отвёл под библиотеку. Позже от госпожи Федры она узнала, что господин Идоменей поручил рабу привести в порядок библиотечные свитки. Когда Хиона поздоровалась с мужчиной, тот вскочил с табурета и в ужасе уставился на неё. При этом лицо его исказилось так, словно он увидел перед собой стоглавую Гидру.*
Вернувшись в гинекей, Хиона улучила минутку, чтобы хорошенько рассмотреть себя в зеркальной колонне. Но кроме парочки розовых прыщиков, ничего дурного на своём лице не обнаружила.
Ей пришлось столкнуться
Сочувствующий взгляд Метиды в тот день, когда она была в гинекее, подтвердил опасения девушки. Хиона попросила Клитию хорошенько рассмотреть её, но добродушная рабыня уверила подругу, что она просто милашка, и пообещала раздобыть у знахарки в посёлке мазь от прыщей.
3.
Зел взял в руки свиток и осторожно развернул его. Так и есть — часть книги испорчена книжным червём. Мужчина отложил папирус и открыл следующий футляр. Этот свиток тоже оказался повреждён. За месяц работы он перебрал почти все свитки в господской библиотеке, и если новые пергаменты находились в хорошем состоянии, то папирусы в большинстве своём были порченные. Некоторые из них ещё можно спасти, пропитав кедровым маслом, но многие придётся переписывать заново.
Вдруг Зелу показалось, что хлопнула входная дверь. Раб вздрогнул и затаился, прислушиваясь. Но шагов не последовало, и он успокоился. Она не должна сегодня прийти. В посёлке сказали, что теперь Елена неотлучно находится при госпоже, заменяя рыжеволосую рабыню.
Зел вернулся к своему занятию. Оценил взглядом груду папирусов, прикидывая, сколько масла понадобится для их пропитки. Наверняка уйдёт не меньше хеника.* Нацарапал в табличке: «хеник кедрового масла». Теперь нужно пересчитать свитки, у которых утеряны бирки. Зел задумался. Господин Идоменей не дал никаких указаний, из какого материала делать бирки: керамические или можно из кусочков кожи нарезать.
Огонёк в лампадке замерцал. Зел подлил масла.
Один из свитков, совсем ветхий, привлёк его внимание. Раб заглянул в него и пробежался глазами по строчкам.
Ты влечёшь сердца к преступному
И к неправедному — праведных.
Вносишь в мирную семью
Ты губительную ненависть;
И единый взор, сияющий
Меж опущенных ресниц
Юной девы, полный негою,
Торжествует над законами
Вековечными богов,
Потому что всё живущее,
Афродита, вечно юная,
Побеждаешь ты, смеясь!
Но страдают и безумствуют
Побеждённые тобой.*
Холодок пробежал по спине мужчины, и он, выронив свиток, простонал:
— О боги! Как верно сказано!
Испуганным взглядом Зел обвел комнату, словно впервые увидел её. Тишина, царящая в ней, показалась зловещей. Мужчина пожалел, что заправил лампадку маслом: кажется, он не сможет сегодня продолжить работу.
Со светильником в руке Зел добрался до входной двери и, загасив фитиль, поставил лампадку у порога. С опаской выглянул наружу. На улице было ещё светло, но Гелиос* на своей колеснице уже приближался к краю небосвода. Двухэтажное здание гинекея с закрытыми наглухо окнами нависло над террасой, отбрасывая на её плитки чёрную тень.