Фальдийская восьмерка
Шрифт:
Бешено крутящуюся рукоять лебедки с трудом остановили совместными силами все три Жердана. Болтающегося внизу парня, словно гусеницу на паутинке, тянули всем экипажем, пыхтя, отдуваясь и матеря нерадивых механиков. Те, вместо сведения привода лебедки, уже почти неделю ковырялись в трофейном мусоре и едва не обгадили долгожданное посвящение. Нерадивые механики огрызались и налегали на рычаг.
Освобожденный от пут и закинутый в жарко натопленную костровую, парень выглядел плохо. Так, как должен выглядеть человек, переживший падение с ледяного водопада и самый большой ужас в своей жизни – бледные как снег щеки, выцветшие до синевы губы и расширенные зрачки. Он сидел у костра и трясся мелкой, едва заметной дрожью, не реагируя ни на что.
Парня можно было понять. В Шаларисе-Чебо осталась на зимовку его родная горжа – скоростная “Сирень”. И весь ее экипаж, с которыми Нали уже три года бороздил речную паутину. Раскон перед отбытием затребовал себе нового рулевого, и остальные капитаны, не сговариваясь, кивнули на посмурневшего Ведена. Тот пытался возмущаться, но был повержен общественным порицанием за жадность и каким-то хитрым пунктом договора за невнимательность. Пареньку дали пару часов на сборы, пообещали хорошо кормить и не отдавать Везиму, после чего маленькая флотилия распрощалась с промороженным насквозь городком и отправилась в долгожданный путь домой. В Троеречье. С наспех залатанной крыши поместья провожал взглядом уходящие горжи сар Раготар Чебон, по мере сил помогая зимнему солнцу освещать Шаларис своим великолепием, лишь слегка подпорченным последствиями бессонной ночи.
Вообще, после того, как реки сковывает льдом, пусть даже и не слишком толстым, жизнь на водных артериях запада замирает. Неудачливым, или попросту слишком жадным капитанам, застигнутым морозами в лесах, остается только вставать на зимовку в ближайшем поселении. Проламывать корпусом лед, пусть и тонкий, способна любая горжа – вопрос лишь в том, как долго она сможет это делать, прежде чем промороженный металл сдастся. Застрять на отмели в разгар холодов – что может быть прекраснее?
Но у флотилии Раскона были все шансы добраться до великой реки без приключений. На их стороне было целых пять механиков, полторы тонны листового железа, три опытных капитана и могучий “Архулас”, полностью оправдавший свое громкое имя. Он и решил исход рискованной экспедиции: бронированный нос с легкостью взрывал не успевший толком заняться лед, батарея толкателей без устали тащила огромный плот вперед, а дуэт тяжелых скрапперов расчищал пустыми залпами самые трудные участки, сбивая с окрестных плакальщиц невесомую снежную пыль. Если в местных лесах и обитали лихие люди, любящие подлавливать одиноких припозднившихся путешественников, то при виде такого зрелища они явно решили не связываться.
На просторе Тариконы, путь до которой занял неполных три дня, жизнь горжеводов стала куда проще. Даже в самые затяжные и лютые зимы, великая река не позволяла жалким законам природы заковать свое бесконечное тело в лед. Вырвавшаяся на большую воду “Вислая Карга” расправила свои сетчатые крылья и устремилась на север, оставив за своей спиной медлительный “Архулас” и покалеченную “Лесную Гниду”, умудрившуюся безвозвратно потерять на особо подлой излучине два толкателя, маневровый винт и пяток зубов, ранее принадлежавших рулевому. Горжи обменялись напоследок гудками ревунов, жахнули на прощание в небо скрапперы исполина, расцветив ночь синим, и горжа фальдийца вновь осталась в одиночестве. Пусть и ненадолго.
Водопад “Рикон” – это единственная водная дорога к Троеречью с юга. Нет, способов преодолеть скалы и подняться к Вентийскому озеру здесь хватает. Можно забраться по восточным уступам, благо для пеших путников в камне предусмотрительно выбиты ступени. Можно пройти западом, заложив широкую петлю через леса пригорья – это куда дольше, зато бесплатно и в меру безопасно. Но основным путем наверх для горж и их грузов оставались подъемники. По случаю зимнего времени, сильно
Раскон дожидаться своей очереди в стылой заводи не стал, не прельстился он и раскинувшимся на берегах торгом, вольготно уместившимся между парой неплохих, по слухам, кабаков. Местные дельцы спешили снять пенку с кипящих от долгого ожидания горжеводов, драли втридорога за горячую еду и дешевое пиво, а торгаши на рынке с готовностью соглашались избавить перегруженные плоты от лишней тяжести за скромную наценку. Выигрывали при этом все: торговцы получали товар по дешевке, горжеводы – звенящую по карманам мелочь, помогающую скрасить унылое ожидание культурным досугом, а капитаны здорово экономили на услугах подъемника – каждое речное корыто тщательно взвешивалось и цена считалась по установленной таксе, с учетом известности, личных заслуг и еще каких-то сложных, тайных манипуляций, скрытых от публики за широкой обложкой журнала оценщика.
Этими самыми манипуляциями фальдиец и проложил себе дорогу к заветной платформе – светанул оранжевой гильдейской бляхой, многозначительно подвигал усами и на секунду приоткрыл ткань с борта, демонстрируя название плота. Крохотный мешочек сменил хозяина, таможенник махнул рукой охране, и “Вислая Карга”, расталкивая конкурентов, величественно проплыла без очереди, сопровождаемая проклятиями и завистливыми взглядами – у владельцев бляшек цветом ниже синего шансов проскочить задешево не было. А в заводи таких было большинство.
Уже перед самым подъемником на борт “Карги” попыталась проникнуть троица вооруженных ловцов, бородатых до такой степени, что даже стальные кирасы не было видно под провонявшими табаком космами. Брак было напрягся, увидев толстую стопку металлических листов с изображениями разыскиваемых, но как оказалось – зря. Сперва охотники за людьми нарвались на Везима, вежливо пославшего их нахер с предложением продемонстрировать уши, затем подтянулись озверевшие от безделья Жерданы, в два голоса донесшие до опешивших ловцов предложение выйти наружу и отстоять свою репутацию в драке стенка на стенку. Исключительно дружеской, поэтому никаких топоров, а кастеты только если под рукавицами и без шипов. Ловцы Жерданов явно узнали и от предложения отказались с многословной аристократичностью, куда более присущей побирающимся у портовой свалки талензийским вельможам в добровольном изгнании, чем простым лесовикам.
– Последний раз я слышал слова “недоразумение” и “инцидент” год назад, – хмыкнул Кандар, провожая взглядом широкие спины посрамленных ловцов, – Что характерно, тоже в Троеречье.
– Столица, – мудро заметил Жердан Младший, убирая в карман кастет.
– Культура. – повторил его жест средний брат.
Жердан Старший ничего не сказал, хотя явно хотел. Челюсть у него уже почти двигалась после предыдущего отстаивания репутации с бойцами “Архуласа”, но речь была столь невнятной, что позориться лишний раз он не спешил. Зато кастетов у него было два.
– Нажравшие пуза гнилые ублюдки, – буркнул Везим. – Кого они тут поймают? Все равно, что на пороге дома ждать, когда подсвинок сам к тебе приползет и издохнет. Речные ловцы – гниль на воде, а эти…
– Плесень? – спросил Нали, – Падаль? Чем тебе ловцы не угодили? У меня брат к ним ушел лет семь назад, полезное дело делает. Очищает реки от всякого сброда, ловит убийц и прочую мразоту.
Охотник угрюмо посмотрел на него, сплюнул и потянулся за веревкой. Исполинские цепи подъемника хрустнули льдом, а откуда-то сверху завыл ревун, командуя подъем.