Фальдийская восьмерка

Андросов Андрей

Раскон велел ждать и отправился к неприметной дверце рядом со стойкой, прихватив с собой пару зажигательных колбочек из Шалариса и кусок плетенки. Ему наперерез рванулся было служка в синей ливрее, но позорно отступил под натиском великолепных рыжих усов и какой-то бляшки, после чего услужливо распахнул двери и скрылся вслед за фальдийцем в недрах здания.

– Вот так всегда, – развел руками Кандар, усаживаясь на лавку и вытягивая ноги в свеженачищенных сапогах, – Одним бухать, другим отдыхать

– Куда он пошел? – спросил Брак, прислоняя трость к спинке кресла.

– Да как обычно, пьянствовать с Моханом и хвастаться.

Будет пытаться впарить зажигалки от шарков, не зря же мы четыре ящика с собой перли.

– А мы тут зачем? – уточнил калека. – Просто посидеть за компанию?

Жерданы взглянули на него с возмущением, а младший повертел пальцем у виска. Неодобрительно посмотрел даже Нали, не проронивший за всю дорогу ни единого слова.

– Мы здесь, чтобы соблюсти традиции, – поднял палец сероглазый, – Традиции это важно. Капитаны приходят со всем экипажем, долго бодаются с печатниками, платят пошлины и заполняют документы. Потом разбредаются по уютным кабинетам, где в окружении бархата и лакированного дерева за них всерьез берутся улыбчивые люди с толстыми папками и бездушными глазами. Там творится таинство обдирания простого горжевода до нитки, заверяются договора и заполняются списки, проверяется подлинность печатей на закрытых контрактах и весело перекатываются по столу разноцветные кри. И, если капитану сильно повезет и он покинет комнату в здравом рассудке, а у гильдейского служащего достаточно потяжелеет в карманах – выдаются бляхи на горжу рангом повыше. Желтые цветочки расцветают в зеленых бабочек, синие ходоки становятся фиолетовыми бегунами, а красные…

– Я понял, не продолжай, – перебил его словоблудие Брак. – Наш Раскон опять срезает углы. А мы то тут нахера?

– Зануда ты, – рассмеялся сероглазый. – Говорю же, традиции. Мы сидим здесь, общаемся с другими горжеводами, обмениваемся опытом и сплетнями. Надо уважать и соблюдать порядки, иначе речные духи разгневаются.

Нали зябко дернул плечами и отвернулся.

– Бухать пойдем, – веско сказал Жердан Средний. – Но потом.

– По традиции, – добавил Младший. – И этот… Расчет.

– Угм. – промычал Старший.

Целую стену в зале занимала огромная пластина из светлого металла, полированная до такой степени, что глядя в нее можно было бриться. Брак приберег ее напоследок, хотя невольно косился все то время, пока бродил по гильдейскому залу в поисках интересного. Интересного хватало – от деревянного макета той самой, первой горжи и до зеленоватой улиточной ракушки – крохотной, с ладонь, удивительно тяжелой и, судя по скупому описанию в табличке, светящейся в темноте. Но перед зеркальной стеной все это меркло.

Тысячи и тысячи букв, тысячи и тысячи слов, сотни названий и имен. И россыпи цветных пятнышек, по всем цветам радуги. На металлической пластине аккуратно и методично были сведены все горжи, состоящие, либо когда-либо состоявшие в Гильдии, с указанием имени капитана и ранга посудины. Перечеркнутых названий хватало – как минимум треть речных корыт была украшена зловещей темной полосой.

Брак поискал взглядом “Вислую Каргу” и нашел ее в самом дальнем углу, в компании оранжевой точки. Причем под нормальным, коротким именем. “Вислая Карга, Раскон Медногривый”, безо всяких прекраснейших и несравненнейших. Уже одно это многое говорило о взаимоотношениях фальдийца и главы гильдии Мохана. Хотя и оранжевая точка могла многое поведать – горж высшего ранга на

стене оказалось всего пять, из которых две были замараны траурным черным.

А еще из списка было вычеркнуто то имя, ради которого калека и сверлил взглядом стену, ломая глаза о мелкие буквы. “Душитель Пяти Тысяч”, скромная горжа с зеленой бляшкой, навеки оставшаяся где-то в лесах вместе со своим бравым капитаном. Тот всего лишь мог догадываться, что щедро поделившийся заказом фальдиец отправится в Подречье. Тот самый поселок, где спустя некоторое время найдут горы трупов и следы тяжелой горжи, вооруженной удивительно метким скраппером. Всего лишь мог догадываться.

Брак тоже догадывался о судьбе “Душителя”, а теперь, получив подтверждение своим догадкам, в очередной раз ужаснулся и восхитился рыжим фальдийцем. Им наверняка было бы о чем поговорить с канторским головорезом Торденом, который до самого конца следовал своему правилу семи “П” и верил в то, что смерть посылает ему знаки, а судьба дает шанс. А Раскон никогда не полагался на шансы, он пер к своей цели как гигатрак с отвалом, собственными руками обрубая все возможности потерпеть неудачу. Исход войны должен быть предрешен еще до того, как она начнется, и ради этого фальдиец был готов идти на что угодно. Никаких бросков в пустоту, никакой удачи – только чистая, незамутненная лишними переживаниями безжалостность и практичность.

Механик покачал головой, оперся на трость и пошел обратно к своим.

В общем зале лучшего гильдейского кабака было шумно, пьяно и весело. Играли музыканты, танцевали полураздетые женщины, пока чуть менее раздетые подавальщицы таскали между столов тяжелые подносы. Увы, Раскон был бесконечно далек от чаяний простого народа, поэтому до снятой им отдельной комнаты долетали лишь отголоски вакханалии, а прислуживал за столом скуластый мужичок с хитро закрученными усиками и такой прямой спиной, будто ему в задницу затолкали лом.

Оплачивал посиделки фальдиец из своего кармана, поэтому никто особо не стеснялся. Жерданы путались в названиях блюд, мешали сладкое ореховое суфле с печеной салякой и совместно опорожняли уже третий кувшин пива – на этот раз настоящей республиканской медовухи на горных травах. Кандар грыз слоеные вафли с перетертыми грибами и пил какую-то жуткую мешанину из вина, “Горных Слез” и слезогонной настойки степного пустырника, которой здесь называли вонючий самогон кочевников. Даже Брак поддался настроению повального обжорства, обнаружив среди блюд медузью кашу – перченую до черноты, густо приправленную луком и мелко порубленной жареной рыбой. Стоящая в ней ложка упорно отказывалась падать, а рот после снятия пробы горел давно позабытым огнем стояночного костра, настойчиво требуя пива и вурша. Ели много, пили еще больше, поднимая кружки за удачное возвращение, конец сезона, пополнение в команде и тех, кто больше никогда не увидит красот Троеречья.

– Ты спрашиваешь, откуда здесь медузы? – уточнил Кандар, тираня струны выпрошенной у разносчика хорпы, – Возят на горжах прямиком из степей.

– Брешешь.

– Угу. – не стал отрицать сероглазый. – Здесь на озере хватает интересной живности. Среди прочих водятся гребневые медузы. Зимой они дрыхнут на дне, а вот по весне на воде частенько вздуваются пузыри. Вот их ты и жрешь.

– Теперь точно брешешь, – усмехнулся Брак, – Вода пресная, а медузы от нее загибаются. Давай следующую версию.