Фальдийская восьмерка
Шрифт:
Сил у канторца явно осталось мало, рука с ножом поднималась все реже. Попыток дотянуться до жахателя он больше не делал, да и не мог – тварь неестественным образом извернулась, оказавшись сверху, и громила изо всех сил пытался удержать ее зубы подальше от собственного горла. Получалось у него плохо.
– Он убьет тебя, сарак. Он всех нас убьет… – голос в голове калеки бился об стенки черепа, ревуном гремел в ушах, – Думаешь, ты ему нужен?
Брак уже почти развернулся, но остановился. Сжал зубы, хлестнул себя по щеке.
– Ну же! Ты трус и ссыкло. Просто беги.
Брак ударил себя еще раз. И еще, выбивая
– Динь-Динь, Бракованный! Ты все равно уже опоздал!
Со стороны опушки раздался рев грубо разбуженных двигателей и хлопки жахателей.
Торден застонал.
Брак развернулся и побежал.
Оступаясь и припадая на ногу, чудом не упав, подскочил к мертвому Сорвату со спины, ударил стволом жахателя по голове. Тот не среагировал, мотнул головой, продолжая вгрызаться в грудь канторца. Калека ударил еще и еще, с отчаянной решимостью, но толку от этого было не больше. Осознав это, он на мгновение замер.
Сделал глубокий вздох, вжал ствол жахателя в бочину твари, зажмурился и спустил пружину.
Отдачей едва не сломало запястье, оружие выбило из пальцев, а голубая вспышка ослепила даже сквозь сомкнутые веки.
Любого человека такое убило бы на месте, но ожившему мертвецу было плевать на условности. Поток разогнанного эйра перебил ему позвоночник и брюшину, разорвав напополам и отбросив нижние конечности в сторону, но ситуацию это не исправило. Верхняя половина Сорвата по-прежнему терзала Тордена, у которого уже не оставалось сил на сопротивление. Между его горлом и зубами твари держал оборону лишь излохмаченный воротник кожаной куртки, но осталось ему явно недолго.
Правая рука после выстрела почти не слушалась. Брак, путаясь в слишком просторной красно-белой куртке, левой рукой нащупал на поясе нож, тот самый, которым канторец предлагал зарезать Сорвата. Обхватил мертвеца за шею, одновременно пытаясь оттащить его, и неумело вогнал клинок куда-то в основание черепа. Тварь щелкнула зубами, отмахнулась рукой, но внезапно обмякла, подалась назад и завалилась на землю вместе с калекой.
– В сторону, – голос Тордена звучал страшно, хрипло и с не сулящим ничего хорошего бульканьем.
Брак откатился, борясь с непослушными конечностями – от прикосновения к твари по рукам будто ледяной водой из ведра плеснули, онемение расползалось по плечам и груди, грозя перекинуться на живот.
Канторец, волоча за собой неестественно искривленную ногу, подошел к затихшему мертвецу и жахнул в упор, расплескав по земле и окончательно успокоив то, что некогда было Сорватом.
Выглядел Торден паршиво. Весь залитый кровью, одна рука висит плетью, нога явно сломана. Как он в таком состоянии вообще умудрялся стоять, учитывая онемение от прикосновений твари, – для Брака было загадкой. Сам калека постепенно приходил в себя, но куда медленнее, чем хотелось.
– В-вы в порядке? – спросил парень непослушными губами.
– Дырокол. Дай, – коротко ответил канторец, зажав под мышкой жахатель и неловко меняя банку.
Брак, спотыкаясь, побрел за копьем. Мыслей в голове не было никаких и, если бы не медленно отступающее онемение, он наверняка упал бы от колотящей его дрожи.
Торден принял протянутое ему оружие, оперся о древко, с явным облегчением снимая вес со сломанной ноги. Он бледнел на глазах, смуглая кожа проступила крупными каплями пота.
–
– Какая разница, парень? Это проклятый Гардаш, – голос канторца звучал смертельно устало, – Почему ты еще здесь?
– Надо перевязать рану, – пробормотал Брак, тщетно пытаясь оторвать лоскут ткани от залитой кровью куртки.
Торден попытался достать трубку, но уронил ее на влажную землю. Дрожащей рукой вынул из перевязи две оставшиеся банки и протянул калеке.
Безголовый Стогм встал на колено и принялся раскачиваться, словно принюхиваясь.
Со стороны опушки послышался треск ломаемых веток.
– Запад там, – указал рукой Торден и полез в кобуру за жахателем, – В лесу осторожнее.
– Торден, я…
– Беги, дурак.
Из-за деревьев выметнулись мертвецы и Брак побежал.
Впереди приближалось зеленое, глаза заливало красным, а за спиной сверкнуло синим.
Глава 10
Старожилы, из тех, кто смиренно ждет в самом начале очереди на посадку к последнему попутчику, любят вспоминать былое. Времена, когда трава была зеленее, небо выше, а силы в руках еще хватало, чтобы держаться за рычаги трака. Если слишком долго их слушать, позволить чужим воспоминаниям укорениться у себя в голове, регулярно поливать проросшие семена горькой водой ностальгии – и не заметишь, как сам начнешь смотреть на мир сквозь мутные окуляры, выточенные из осколков чужих жизней. Привычные картины мира не радуют, на месте пыльных дорог воображение услужливо рисует величественные леса и изумрудные луга, еда кажется пресной, а музыка и песни на стоянках – вопиюще глупыми и унылыми. То ли дело лет сорок назад, когда жизнь кипела, металл плавился едва ли не взглядом, а трясущиеся старики, все как один по молодости бывшие героями легенд, с оружием в руках отбивали свое место под солнцем.
Если же хватит силы воли, чтобы слушать, но не пропускать через себя – из рассказов стариков можно вынести множество полезного. Среди пространных рассуждений об упадке нравов среди нынешних искателей запросто может промелькнуть полузабытая история о лежке матерого драка в каких-то шаргом забытых скалах. Рухнувший в овраг новехонький трак, который никто не удосужился вытащить. Кустарный способ соорудить компрессор, одновременно перегоняющий из отработки вонючий самогон. И все это на коленке из подручного хлама.
А еще из старческого бормотания можно почерпнуть для себя любопытные факты. Например о том, что Вольные Земли не всегда были выгоревшей безжизненной степью. Что на них хватало лесов и зелени, Жарка не отвоевывала своими песчаными барханами все новые и новые земли, а на побережье выживал не только вездесущий пустырник. Всего три поколения назад, до того, как Зеркальный Котел принялся планомерно утюжить юг континента, даже кочевники были другими, больше напоминая обычных переселенцев со Старого Света, пытающихся обжится на богатейших бесхозных территориях. А потом грянули шторма, стерев с побережья Вольных Земель все, что хотя бы на десяток шагов возвышается над землей, и сделав весь южный Гардаш непригодным не то, что для жизни, но и для банальных исследований. Цепам сложно, а то и невозможно летать под боком у источника бурь такой силы, что даже камни, бывает, поднимаются смерчами на сотни шагов в небеса.