Фальдийская восьмерка
Шрифт:
Жаль только, что никто из пожилых Котобоев не рассказывал о таких простых, но бесполезных для клана вещах, как выживание в лесу. Где найти воду, что сожрать и как не быть сожранным самому. И не какой-нибудь опасной тварью вроде фелинта или шатуна, а банальным мелким гнусом.
Хотя, первое время Брака эти вещи не волновали. Его вообще мало что волновало, когда он, спотыкаясь о коряги и поминутно проваливаясь в мох, слепо брел куда-то в чащу. Неважно куда, лишь бы подальше от проклятого цепа, шарговых мертвецов и Тордена, который остался один на залитом кровью и усыпанном пеплом пятачке возле трюма.
Несколько раз Брак порывался развернуться и вернуться, чтобы… Чтобы что? Сдохнуть от зубов мертвецов? Одно воспоминание об оскаленной безглазой харе Сорвата вызывало такой прилив ужаса, что приходилось
Торден вот не боялся. Настолько не боялся, что без раздумий полез в ближний бой с порождением ночных кошмаров, прикрыл собой Брака. За что и поплатился жизнью. А ведь мог просто жахнуть издалека, банка у него была заправлена. Уверовал в свои особые отношения со смертью, наплевав на собственные же правила?
Мысли раз за разом возвращались к событиям у "Вдовушки", как бы старательно Брак не пытался выкинуть их из головы. Все произошло настолько быстро, сумбурно и кроваво, настолько не походило на обычные описания сражений, рассказанные загонщиками у костра, что оторопь брала. Не то, чтобы парень чурался жестокости или не сталкивался с ней – всякое бывало, жизнь в клане вообще учит относиться к таким вещам проще. Но он был простым механиком, а наблюдать со стороны или разгребать последствия куда легче, чем оказываться непосредственным участником событий. Когда потрошишь трофейный трак, ты не задумываешься особо о том, кем был владелец и как именно он ухитрился потерять технику. Загонщики победили – иди ковыряй кузов на эйносы. А следы крови на водительском сиденье – ну что же, кому-то сегодня не повезло. Сам виноват, нечего было подставляться.
А здесь… Хруст сломанных пальцев, свисающие обрывки лица бородача, угодившего под облако стеклянной шрапнели, тяжелый нож в руке, судорожное дрожание наконечника копья… Самоотверженное: "Давай!" Стогма. И абсолютное, методичное равнодушие Тордена, который собирался отправить к попутчику шестерых человек. И отправил бы, не начни мертвецы подниматься. Чуть-чуть не успел. Наверняка сильно позже, в очередной раз нахлебавшись пойла с семейных виноградников, канторец с удовольствием расписывал бы собеседнику, по какой именно траектории улетели мозги несчастного искателя, для наглядности подкрепив свои слова броском кружки в заплеванную стену кабака. И никакая совесть его бы при этом не терзала, зачем? Проходной эпизод в насыщенной жизни очередного матерого головореза, возомнившего себя вершителем чужих судеб. И оставшегося там, на пропахшей железом и болью земле ненавидимого им Гардаша.
Так Брак и брел почти целый день, гоняя по кругу одни и те же мысли и поминутно оглядываясь на каждый подозрительный шорох, коих в лесу хватало. Ему постоянно казалось, что из-за деревьев в любой момент выскочит оскаливший зубы мертвец. Или мертвецы. На жахатель особой надежды не было – Сорват, получив заряд разогнанного эйра практически в упор, отделался легким испугом, а менять банку дело не быстрое. Тем не менее, ребристая рукоятка придавала уверенности.
Более-менее парень пришел в себя только под вечер, когда, обходя в потемках очередное дерево, едва не рухнул на дно крохотного, полускрытого разлапистой растительностью овражка. Там и заночевал, обустроив себе примитивную лежанку из какой-то зелени и прижав к груди жахатель. Ни голода ни жажды он толком не чувствовал, как и холода. Не спавший двое суток организм вообще отзывался невероятно туго, словно управление на старом траке. Поведешь рычаг вперед, выждешь секунд пять – и лишь после этого тяжелая машина нехотя начнет поворачивать. К траку приноровиться можно, но, когда себя так ведет твоя собственная рука – поневоле задумаешься об отдыхе.
Спал Брак как убитый, будто перед сном опрокинул в себя кружку сонной настойки. Хлоп – и глаза закрылись, разом отключив все органы чувств и сделав мысли далекими и бессвязными. Хлоп – и вот уже утро, а ты лежишь продрогший, весь
Лишь после этого, кое-как насобирав веток на костер и отогревшись, Брак всерьез задумался о глубине задницы, в которой оказался. И величина эта оказалась столь внушительна, что непрошенные мысли о вчерашнем, уже начавшие потихоньку обустраиваться в голове, вымело оттуда начисто. Какие к шаргу мертвецы? Какой Торден, какие Скорпионы? Он в самой чаще леса, понятия не имеет, чем питаться и куда идти. И даже эти мысли меркли по сравнению с банальными насекомыми, которые за ночь наползли под одежду и теперь неистово жрали и совокуплялись.
Проблема с насекомыми и грязью решилась самым примитивным способом. Брак попросту разделся до гола, как следует продышался эйром из фляги, после чего обтерся раскаленным докрасна стволом жахателя. Заодно и ржавчину выжег, проступившую за ночь на металле – капитанское оружие не отличалось качеством изготовления и материала, да и ухаживали за ним из рук вон плохо. После прокаливания осталось лишь ножом соскрести с кожи крошащуюся под лезвием корку грязи. С одеждой, увы, такой номер не прошел бы, поэтому пришлось как следует прокоптить ее над дымом костра. Всех насекомых это вряд ли убило, но о своей унылой шестиногой жизни они наверняка задумались.
С выбором направления тоже было просто. Возвращаться в степь по своим следам было бы самым глупым из возможных решений – там либо мертвецы, либо вернувшиеся с большим отрядом клановые. Пропажа шестерки искателей – уже само по себе не рядовое событие, за ним обязательно последует поиск бесследно пропавших людей. А уж если тем двоим удалось сбежать…
Торден говорил о реке на западе, да и сам парень карту видел. Нужно выходить к людям, а на реке вероятность их встретить всегда выше. Здесь даже бывалым путешественником быть не нужно: река – это эйр, река – это естественная дорога, река – это неиссякаемый источник пищи. Для леса, про который Брак до этого знал лишь то, что там много деревьев и живут лесовики, семь дней пути – это много. Мешочек с крупой у него есть, кое-как удастся протянуть, лишь бы по пути попалась хоть какая-то вода. Еще не стоит жрать всякую незнакомую дрянь, вроде ягод и грибов, шансы проснуться после такой трапезы бодро уменьшаются с каждым съеденным кусочком. Да и Оршаг о чем-то таком говорил, наверняка не просто так.
Совет быть осторожнее с именами Брак однажды уже проигнорировал, в результате чего пострадал ни в чем не повинный мизинец. Который, кстати, калеку уже почти не беспокоил. Понятно, что из проволочной шины деваться пальцу особо некуда, но болел он все равно куда меньше, чем ожидалось.
Найти в глухом лесу запад тоже было несложно. В мешке никаких устройств для навигации не было, но примитивный компас из иголки и чашки воды в клане сможет изготовить даже полнейший бездарь, вроде Логи. Правда, иголки у Брака не было, но свести ее из отломанной от жахателя гравированной пластины не составило проблем. Роль воды принял на себя эйр из фляги, роль чашки – широкая миска, а роль деревяшки – деревяшка. Для завершения работы над нехитрым устройством оставалось только несколько раз согнуть и разогнуть иголку, после чего свериться с приблизительным местоположением солнца, определив, с какой стороны у намагниченной железки север.
Компас вышел грубым, сверяться с направлением на ходу с таким не получится, но Брак никуда особо и не спешил. Когда тебе предстоит семь дней пути, нет смысла горевать о пяти минутах, потраченных на подготовку. Срубил и обтесал ножом крепкую палку с развилкой под свой рост, распустил на тряпки полу летной куртки, плотно замотав шею, рукава и штаны – вновь пасть жертвой насекомых ему не хотелось.
При всех достоинствах кожаной одежды, замечательно защищавшей от невзгод в степи, в лесу она оказалась не самым практичным вариантом. Тяжелая, плотная, потеешь под ней немилосердно, а для того, чтобы вытащить завалившегося за шиворот паука или горсть хвои, приходится разоблачаться едва ли не целиком. Вот и пришлось затыкать все возможные щели в надежде на то, что этот нехитрый способ сработает. Остатки тряпок пошли на веревку для жахателя – тащить тяжелую железку в руках станет невыносимо уже через час пути, а убирать его далеко Брак опасался.