"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Менестрель, обтирая плечом мачту, уселся прямо на сырые доски палубы — ветер поднялся довольно сильный и с верхушек волн срывало целые облака мелких холодных брызг. Коэл погиб, спасая его, а узнавать об этом приходится несколько месяцев спустя и от айа-баганца. Какая несправедливая штука эта жизнь! В их неразлучной до недавних времён троице Коэл был лучшим. Самым честным, самым справедливым, самым преданным. Он не витал в небесах, не строил несбыточных планов, а служил отечеству верой и правдой, в отличие от Регнара и Ланса. Вседержитель обделил его магическим талантом и способностью творить музыку, но он ни разу не попрекнул этим своих друзей. Не просил
Коэл даже погибнуть умудрился, как герой.
А как погибнет он, Ланс альт Грегор, великий менестрель и не менее великий неудачник? На плахе? На колу? Подвешенный за ребро на крепостной стене Айа-Багаана?
И что он оставит после себя? Мелодии, которые всё равно никто не способен повторить? Воспоминания? Вряд ли его будут помнить, как добропорядочного подданного герцога Лазаля. Его славу можно назвать, скорее, дурной, чем доброй. Никто не скажет своему ребёнку — проживи свою жизнь так, как прожил Ланс альт Грегор из Дома Багярной Розы.
— Пран Ланс? — Капитан Махтун участливо склонился к менестрелю. — Зачем вы принимаете всё так близко к сердцу? Всё это в прошлом. Пусть мёртвые вечно блаженствуют в Горних Садах, а нам с вами надлежит заботиться о живых.
Глава 2, ч. 3
Альт Грегор кивнул. А ведь и правда. Погибших не воротишь. Оплакивать их должны жёны и матери. Мужчинам надлежит мстить или же ничего не делать, если для достойного отмщения руки коротки. Он попытался подняться, но резкая боль пронзила грудину. Снова сердце. Похоже, ему теперь противопоказано волноваться. Так недолго и на тот свет угодить. Кстати, отличный ход. То-то же айа-багаанцы расстроятся, когда знаменитый менестрель умрёт от сердечного приступа прямо у них на палубе. Что они скажут княгине? Как оправдаются?
Из-за боли улыбка получилась кривоватая, но Ланс махнул рукой.
— Не переживайте, капитан. У меня случается.
— Что случается? Вы побледнели как полотно! И губы синие… Я помогу вам подняться.
Он подхватил менестреля под локоть и потянул.
— Что с вами?
— Не беспокойтесь, — вяло отмахнулся Ланс, стараясь не обращать внимания на боль. — Моё сердце разбито в мелкие осколки. Чего же вы ожидали?
— Шуточки у вас…
«Да какие к болотным демонам шуточки…» — хотел ответить маг-музыкант, но промолчал. Не хотелось тратить силы на разговоры. Боль убавилась, но не исчезла. Просто из острой, подобно отлично заточенной шпаге, она стала сосущей, как минога, с которыми он едва не сроднился за время вынужденной жизни в Бракке.
— Вы хотели мне что-то показать, пран Махтун?
— Я теперь уж и не знаю, стоит ли…
— Ладно, показывайте. И прекратите держать меня
Капитан фыркнул, разжал пальцы и жестом пригласил менестреля следовать за ним. Они поднялись на квартердек фелуки, где вахтенный матрос всем телом налегал на колдершток, а рядом, вцепившись одной рукой в релинг, стоял смуглый средних лет айа-багаанец с бородой, чёрной с проседью, как шкура лисы-чернобурки. Второй рукой он прижимал к глазу медную трубку схваченную, словно бочка обручами, блестящими колечками.
— Ну, что, Эльшер? Что видно?
— Всё то же, капитан, — ответил тот, убирая трубку и протягивая её Махтуну.
— Познакомьтесь, пран Ланс. Это наш шкипер — Эльшер алла Гафур.
— Счастлив знакомству, — слегка поклонился менестрель, изображая радостную улыбку. — Хотя вполне обошёлся бы и без него.
Шкипер сверкнул белозубой улыбкой, прижимая ладони к груди и ловко удерживая равновесие на качающейся палубе.
— Для меня великая честь видеть перед собой известнейшего менестреля двенадцати держав. Теперь нас смертном одре мне будет о чём поведать внукам и правнукам. Жизнь прожита не зря.
Ланс не понял, издевается ли над ним моряк или говорит совершенно серьёзно, а потому на всякий случай решил промолчать. Сам бы он мог так цветисто изъясняться лишь с целью уколоть туго соображающего собеседника. Хотя… Чем демоны не шутят? Вдруг Эльшер алла Гафур, взаправду, входит в число поклонников его мастерства? В какой-то мере, это льстило и согревало душу, ведь плох тот менестрель, который не радуется, что его музыку любят и ценят. Но здесь, в окружении не слишком дружелюбных людей, следовало сохранять каменное лицо, как при игре в карты.
— Вы хотели мне что-то показать? — обратился он к капитану.
Махтун ткнул пальцем в далёкое белесое пятнышко у самого горизонта. Стремительно мчащиеся по небу облака то скрывали солнце, то позволяли ему выглянуть, словно красотка на балу играла веером, кокетничая с пранами. Мельтешащие тени делали поверхность моря похожей на шкуру барса, а потому с первого взгляда было совсем непонятно — корабль это или пенный гребень очередной волны.
— Вы мен льстите, капитан, — усмехнулся Ланс. — Говорят, орёл, парящий в поднебесье, способен разглядеть мышь в траве. Но я — не орёл.
— Увы, никто из нас не орёл. — Лучезарная улыбка капитана озарила квартердек. — Для того, чтобы видеть далеко, мы используем зрительную трубу.
— Что?
— Вот. Обратите внимание. — Махтун поднял ту самую трубку, которую получил от шкипера. — С одного конца стёклышко. И с другого — тоже стёклышко…
— И что?
— А стёклышки непростые, не плоские, а похожие на зерна чечевицы, только больше.
— Клянусь святым Кельвецием, я не понимаю, какая может быть польза от двух огрызков стекла. Хоть на чечевицу они похожи, хоть на тыкву!
— А вот извольте глянуть.
Пожав плечами, менестрель покрутил в пальцах трубку. Мысли его были заняты совершенно другим.
— А скажите, пран Махтун, ведь у капитана Деррика альт Горрана была молодая жена и сын, так?
— Кажется, да.
— А что с ними случилось после ареста главы Дома Лазоревого Кота и его супруги? Не слышали?
— Да неизвестно. Он них в донесении ничего не было.
— То есть, сохраняется надежда, что им удалось спастись?
— Да кому они нужны? Может, их отправили в ссылку в дальнее поместье. Может, бросили в подземелье, не удосужившись никому сообщить об этом. А может, они успели сбежать куда-нибудь.