Фатерлянд
Шрифт:
Шум нарастал.
— Как, черт побери, мы можем проверить заявление КНДР, что это повстанческая группа?! — вопрошал Ёсидзаки Кацураяма. — Позвони-ка в Пекин или Пхеньян!
Всегда, стоило случиться международному инциденту, виноватыми оказывались служащие Министерства иностранных дел. Когда все было более или менее нормально, их обвиняли в некомпетентности, а в критических ситуациях о них просто вытирали ноги. В каком-то смысле это отношение было обоснованным, хотя в японском МИДе служило много талантливых людей. Просто, если дипломаты давали маху, страна сразу оказывалась перед угрозой войны.
— Мы постоянно на связи с посольством Северной Кореи в Пекине, а до Пхеньяна напрямую дозвониться нельзя, —
— А что, если запросить Ассоциацию корейских переселенцев? — поднял бровь Кацураяма.
— Они удивлены произошедшим не меньше нашего.
Ассоциация, которую в Японии называли «негласным посольством КНДР», уже осудила захват стадиона, назвав его «возмутительной террористической атакой, совершенной предателями из числа офицеров Народной армии, которые поставили перед собой цель дестабилизировать положения в Республике».
Кацураяма как сотрудник Службы безопасности НПА, по всей вероятности, был хорошо информирован. Но можно было предположить, что Северная Корея не доверяет своим соотечественникам, оказавшимся за рубежом. Откуда им знать про «предателей-офицеров»? Это их собственные выводы?
После телефонного разговора Цубои с премьер-министром было принято решение, что полиция Осаки немедленно направит в Фукуоку специальную штурмовую группу. Каваи призадумался — насколько хорошо члены правительства и руководство НПА осведомлены о Силах специального назначения КНДР? Спецназ, в отличие от основных частей Народной армии, всегда был на особом положении. Точные сведения о численности спецназа заполучить было невозможно, но поговаривали, что их не менее ста — ста пятидесяти тысяч человек. Для сравнения, американские «зеленые береты» насчитывали в своих рядах около пятидесяти тысяч. Восьмой корпус спецназа считался элитой. В спецназ попадали, как правило, дети элиты. Они получали хорошее жилье, первоклассное медицинское обслуживание и отличное образование, что способствовало укреплению преданности по отношению к Ким Чен Иру.
Корейская тайная полиция обладала собственными силами для проведения спецопераций, непосредственный контроль за которыми осуществляло партийное руководство. Были элитные подразделения и в войсках, такие как Корпус противовоздушной обороны или Третья инженерная бригада, отвечавшая за ядерные установки. Кроме того, существовала личная армия Ким Чен Ира и его телохранителей — мало кому известные Двадцать третий и Тридцать девятый полки.
В такие подразделения отбирали людей, отличавшихся особыми способностями и личным мужеством. Если в других странах талантливая молодежь могла выбрать себе любую дорогу в жизни, то в Северной Корее путь был только один — в Силы специального назначения. Обучение там было крайне суровым и длилось от трех до шести лет. После прохождения курса солдат становился сам по себе крайне опасным орудием. Рассказывали историю про одного спецназовца, который оказался единственным выжившим из двадцати шести коммандос после нападения на южнокорейский Каннын в 1996 году. Ему удалось вернуться к своим, неся собственные кишки в руках, так как в живот ему угодила пуля.
Слушая разговор Ёсидзаки и Кацураямы, Каваи все больше укреплялся в мысли, что вся эта история про «повстанческую группу Народной армии» как-то не складывается. После смерти Ким Ир Сена в 1994 году Народная армия несколько раз реорганизовывалась, причем не столько для того, чтобы подготовиться к новым условиям, связанным с окончанием холодной войны, сколько во избежание любой возможности государственного переворота. Организационная структура армии была сложна для понимания — даже Найтё не мог полностью разобраться. Военная доктрина Северной Кореи была направлена не на повышение обороноспособности страны, а на обеспечение полного контроля над армейскими соединениями со стороны Ким Чен Ира и Трудовой
Глядя на карту Корейского полуострова, Каваи размышлял, что должны означать эти два часа. Почему систему противовоздушной обороны требовалось отключить именно на это время, а не, скажем, на двадцать два часа, или на два дня, или на два месяца?..
Почувствовав, что его хлопают по плечу, он обернулся, и перед ним возникла красная физиономия Сузуки. Наверное, пил пиво.
— Чудный тихий субботний вечер в Токио, — сказал он, усаживаясь на стул. — Тут поползли слухи о баллистической ракете, и в барах сразу стало пусто. Ох ты ж, почти два часа добирался, — добавил он, взглянув на часы.
Действительно, беспокойство охватило всех, но шанс на то, что КНДР решится на ракетный удар, был бесконечно мал. Запуск баллистической ракеты означал бы полный крах режима Ким Чен Ира. Упади что-нибудь подобное на Токио, и в регионе немедленно начнется полномасштабная война, а Ким далеко не дурак, чтобы воевать сразу с армиями Южной Кореи и США. Война означала бы отказ США в признании режима корейского диктатора (альтернатива — уничтожение ядерного потенциала КНДР), война означала бы конец всем разговорам о воссоединении двух Корей. Так что ядерный удар по Японии мог бы свидетельствовать только о том, что Ким Чен Ир решил: его государство должно исчезнуть.
— Что происходит-то? — шепотом поинтересовался Сузуки.
— Да бардак какой-то, — отозвался Каваи, вертя в руках карту.
— Ты один так думаешь, или это общее мнение?
— Все так думают… — криво усмехнулся Каваи.
Сузуки вздохнул:
— Вот что я пропустил. Сколько раз ты отмечал выход корейцев в море? Они делали это специально, чтобы усыпить нашу бдительность!
— Тише, пожалуйста! Всем тихо! — С места поднялся Хида из Бюро региональной поддержки МВД с телефонной трубкой в руке. — У меня на проводе служба безопасности стадиона в Фукуоке. Они говорят, что у них есть пара водяных пушек для усмирения пьяных и буйных и предлагают использовать их против террористов. Что вы об этом думаете?
Хида выглядел взволнованным. Ёнасиро и Сакурагава неуверенно переглянулись, а Цубои, Ямагива и Коренага наперебой стали задавать вопросы, кто будет управлять этими пушками и какое там давление воды. Ямагива уточнил, сколько террористов находится на стадионе и где конкретно они располагаются.
Хида быстро заговорил в трубку.
— Нет уж, увольте, — ворчливо заметил один из референтов, сидевший рядом с Каваи. — Они что, действительно хотят справиться с ребятами, которые вооружены гранатометами, при помощи водяных пушек? Это им что, студенты на демонстрации?
— Два часа почти истекли, — сказал Сузуки. — Ракеты бы уже долетели. Так зачем им эти два часа? Радары ничего не засекли — ни ракет, ни самолетов!
«Радары ничего не засекли…» Что-то щелкнуло в голове Каваи. Зловещее предчувствие превратилось в твердую уверенность. Конечно же! Речь идет о советских «Ан-2»! Старые бипланы, антиквариат, такие сейчас увидишь лишь в музее! Они почти целиком фанерные, летают на низких высотах, и их очень трудно нащупать радаром. У КНДР около четырехсот таких, и они их уже использовали для спецопераций. Каваи прикинул расстояние от северокорейских баз до Фукуоки, если лететь минуя Южную Корею. Крейсерская скорость позволяет преодолеть такой путь примерно за два с половиной часа. Если «Аны» поднялись в воздух еще до того, как террористы появились на стадионе, то… они на подлете.