Фатерлянд

Мураками Рю

Кто-нибудь, например Морияма Кацуэ из Агентства финансовых служб, вероятно, будет утверждать, что если у Кюсю появится своя валюта, то Фукуока могла бы получить от этого определенную выгоду. Агентство по обороне предупредило, что любое нападение на силы Экспедиционного корпуса может обернуться десятками тысяч человеческих жизней. А что будет после прибытия подкрепления? За свою историю Япония никогда не подвергалась нападению извне, поэтому смешно вообразить, что жители Фукуоки устроят корейцам герилью, станут совершать самоподрывы и тому подобное. Уж лучше договориться о соблюдении прав человека, безопасности и неприкосновенности собственности. Умецу и Доихара вряд ли сочтут объявление независимости Фукуоки

чем-то из ряда вон выходящим. Сигемицу и ему подобные, несомненно, сойдутся на том, что дело политика — стремиться к наибольшей выгоде большинства, а для достижения этой цели иногда приходится жертвовать меньшинством. Операция против террористов в «Фукуока Доум» позволила бы достичь цели с наименьшим ущербом, но поезд уже ушел. Ситуация стала настолько серьезной, что следует думать о том, как свести потери к минимуму. По крайней мере, это должно стать общим мнением. Экспедиционный корпус не собирался слагать оружие и сдаваться на милость победителя. Путь домой им заказан, и больше бежать им некуда. Корейцы прекрасно понимали, что успех их предприятия зависит только от их военной силы.

Ямагива отчетливо понимал, что большинство собравшихся считают первостепенной задачей сохранение мира. В начале семидесятых годов прошлого века во время угона самолета японский премьер-министр выполнил требования террористов, мотивировав свои действия тем, что безопасность заложников стоит на первом месте. Запад яростно критиковал его за уступки, но у Японии было свое мнение на этот счет, своя система ценностей, и она настаивала на мирном урегулировании ситуации. Независимость Фукуоки повлечет за собой бессмысленность дальнейшего наращивания вооружений и военную ядерную программу, что означало поддержку со стороны умеренных фракций и оппозиции. Помимо этого до сих пор не было официально объявлено о том, считает ли правительство Японии Экспедиционный корпус Корё врагом. Если ЭКК будет признан таковым, то с ним придется сражаться любыми возможными способами; непризнание же означает, что ЭКК действительно друг и партнер.

Покорность и смирение распространялись в помещении, словно дурной запах. Другими словами, это был отказ от какой-либо формы сопротивления. Новая власть, заявившая о себе в Фукуоке, была выстроена на насилии, а привыкшее к миру население Японии не испытывало ни малейшего желания иметь дело с жестокостью и подвергаться насилию. Никто даже не представлял, к чему это может привести. Неспособные даже представить насилие, не смогут и прибегнуть к нему. Это напоминало ухо командующего ЭКК — никто не хотел знать, что с ним произошло. Никто не хотел уродовать кого бы то ни было и не хотел оказаться изуродованным. Но то, что сейчас случилось, должно было привести либо к первому, либо ко второму варианту. А возможно, к обоим. И избежать этого можно было только одним способом — волевым решением отторгнуть часть своей территории.

3. Перед рассветом

4 апреля 2011 года

Йокогава Сигето еще толком и не успел разоспаться, как почувствовал, как жена Наэко трясет его за плечо. Ему как раз приснился кошмар: в редакции закончилась вся бумага, и новый выпуск газеты пришлось печатать на камнях. Тогда он закричал, словно ребенок: «Бумаги! Дайте бумаги!»

Наэко вложила ему в руку сотовый телефон и улыбнулась.

— Ты спал, — сказала она.

Йокогава, еще не пришедший в себя, откинул одеяло и сел на постели. Рассеянно посмотрел на висевший на стене свиток: сражение тигра и дракона против древнекитайской армии. Картину, сделанную тушью, ему подарил один корейский художник, с которым Йокогава познакомился во время работы в Сеуле. Непонятно почему, но тигр с драконом обладали успокаивающим воздействием. Йокогава никогда

особо не интересовался традиционной живописью — просто ему нравилась картина.

Часы показывали три часа ночи. Из кухни раздавались жужжание кофеварки и запах «Килиманджаро».

— Еще не?..

Наэко мотнула головой в сторону двери. Поверх ночной рубашки на ней была надета кофта.

— Йокогава-сан, вы здесь?

Это был Мацуока из городской газеты. С момента захвата боевиками «Фукуока Доум» Йокогава почти не спал. После пресс-конференции его буквально завалили запросами из отечественных и зарубежных СМИ. «Асахи» и «Йомиури» направили в Фукуоку из Токио своих лучших корреспондентов, но те так и не смогли добиться от командующего и его помощников ясных ответов. Журналисты неплохо справлялись с описанием событий, но совершенно не умели задавать наводящие вопросы, особенно иностранцам. Что до Йокогавы, то он осознал всю важность умения задавать острые вопросы со времен работы в Сеуле, где у него была возможность наблюдать, как зарубежные журналисты буквально «потрошат» политиков и бизнесменов. Их вопросы требовали последовательных ответов, показывая тем самым, что пресс-конференции всегда проходят в ожесточенной борьбе. А японские журналисты могли лишь суммировать факты.

На вчерашней пресс-конференции в отеле «Морской ястреб» Йокогава действительно выделялся на фоне остальных репортеров. Его лицо стало известно всему миру, а газету, где он служил, осаждали журналисты, включая людей из «Си-эн-эн» и «Би-би-си». И когда его босс приказал Йокогаве идти домой спать, он был вынужден красться через черный ход, словно вор или коррупционер, чтобы поймать такси.

Наэко с подносом, на котором дымилась чашка кофе, вопросительно взглянула на него: где будет пить? Йокогава подбородком указал в сторону кухни. Он встал с постели и наконец поздоровался с Мацуокой.

— Вам удалось отдохнуть, Йокогава-сан? — спросил тот.

В трубке раздавались голоса сотрудников: «"Ниси Ниппон симбун", отдел городских новостей!», кто-то кричал: «Тогда получи подтверждение у командующего ЭКК, черт побери!»

Йокогава сел за стол и поднес чашку к губам, чувствуя, как возвращается к реальности, слушая по телефону знакомый редакционный шум.

Судя по всему, Экспедиционный корпус вот-вот должен был начать аресты. Вести репортажи разрешили только «Ниси Ниппон симбун», «Эн-эйч-кей» и «Асахи симбун», и все хотели, чтобы от «Ниси Ниппон симбун» был Йокогава. Именно так обстояли дела.

Йокогава снова отхлебнул кофе. Будучи ветераном журналистики, давно разменявшим шестой десяток, он не удивился, если бы его отправили на досрочную пенсию. Почти тридцать лет он провел в Сеуле, а после сорока писал передовицы и статьи. Его жесткий и откровенный стиль привлекал множество поклонников, но зато ему постоянно попадало от политиков и крупных государственных чиновников. Ему предлагали место главного редактора, но Йокогава отказался, предпочтя репортерскую работу. Ему нравилось все время быть в центре событий. Формально он числился в отделе городских новостей, но иногда занимался политическими и деловыми новостями. Конечно, ему лестно было чувствовать себя лучшим репортером газеты, но все же он считал себя универсальным журналистом. Он умел писать острые статьи и был вхож во многие круги.

— Мацуока. Ты хочешь, чтобы пятидесятисемилетний старик снова шел на работу после двухчасового сна? — воскликнул Йокогава своим звучным голосом.

— Боюсь, что так, — засмеялся Мацуока.

Наэко принесла ему свежевыглаженную рубашку, костюм и галстук.

— Поешь перед уходим? — спросила она мужа. — Есть рисовые колобки, можно разогреть суп-мисо с моллюсками.

Есть Йокогаве не хотелось, но он понимал, что сегодняшняя программа может оказаться далеко не короткой.

— Давай, спасибо, — сказал он.