Фатерлянд
Шрифт:
Наэко поставила разогреваться суп и достала тарелку с колобками. Стены в кухне были сплошь увешаны фотографиями супружеской четы со времени их первых встреч. Когда их единственная дочь Ёсико вышла замуж и переехала жить к мужу, она разыскала старую совместную фотографию родителей, заставила поместить ее в рамку и повесить на стену. «С этих пор вы всегда будете вместе, — сказала она. — И будете помнить, как выглядит влюбленная парочка». А потом они сами повесили и другие фотографии.
Наэко поставила на стол плошку с супом, куда мелко накрошила зеленого лука, и Йокогава ощутил поднимающийся от супа аромат.
Дочь вышла замуж за адвоката, который был на пять лет старше нее, и жила в Йокогаме с двумя детьми. Ежегодные поездки
Наэко читала разложенную на столе газету. Это был вчерашний вечерний выпуск «Ниси Ниппон симбун», передовицу к которому писал Йокогава. «"Блокада продолжается", — объявляет премьер-министр» — гласил заголовок, набранный белым жирным шрифтом на черном поле.
— Ёсико несколько раз звонила вчера, — сказала Наэко. — Говорит, что тебя часто показывают по телевизору.
— Что, правда? — отозвался Йокогава, протягивая руку за рубашкой и стараясь не нервничать. «Веди себя как обычно», — мысленно сказал он сам себе.
— И когда же мы теперь сможем снова ее увидеть? — как бы про себя негромко произнесла Наэко.
Это был трудный вопрос. Должно быть, остальные жители Фукуоки ощущали то же самое беспокойство. Смогут ли премьер-министр и глава секретариата выполнить свои обещания? Скорее всего, все это окажется пустыми словами: «Правительство делает все возможное, чтобы разрешить создавшуюся проблему». Такое словоблудие не могло обмануть Наэко, которая прожила почти тридцать лет с настоящим журналистом.
— Вряд ли мы сможем увидеться с ней в ближайшее время, — сказал Йокогава. — Неизвестно, как дальше пойдут дела, так что нет смысла тревожиться. Кстати, эти корейцы оказались куда более цивилизованными, чем я ожидал. Наверное, ничего ужасного не произойдет.
— Страшно даже подумать, что может случиться, — произнесла Наэко, грустно улыбаясь. — Ноя ничего не боюсь, пока слышу твой голос.
Уже стоя в дверях, Йокогава сказал жене, чтобы она приняла снотворное, чтобы выспаться, — он хотел быть уверенным, что она сможет отдохнуть. Садясь в такси, он вспомнил ее слова. «Мой голос?»
Они познакомились с Наэко в хоровом кружке колледжа. Йокогава был тенором, Наэко — альтом. Когда Йокогава оканчивал школу, студенческое движение потерпело поражение, а уже в университете Кюсю из-за разгоревшейся нешуточной борьбы между левыми радикалами Йокогава нашел прибежище в кружке, где мог спокойно распевать хоралы Бетховена, Моцарта и иже с ними. К лучшему или к худшему, но крах студенческого движения имел в качестве последствия всеобщее ощущение полной политической деморализации. После возвращения из Сеула на Кюсю Йокогава, который часто общался с государственными деятелями, окончательно убедился, что политика — всего лишь пустая трата времени.
Но вчера он понял, что ошибался на сей счет. Конфликт был неотъемлемой частью политического процесса. В ту пору, когда Йокогава работал газетным репортером, в японском обществе дихотомия «бедный — богатый», «реформист — консерватор», «профсоюзы — бизнес» и прочее, и прочее стала менее очевидной. Несомненно, эти противоречия были подавлены, но было бы несправедливо приписывать это политикам, чиновникам и средствам массовой информации. Это сделало само общество, потому что так было проще. Накануне на пресс-конференции с северокорейскими офицерами Йокогава был потрясен. Все эти люди выросли в мире, где борьба была жизненным фактом, единственным, в котором они могли быть уверены. В таких условиях политический процесс стал необходим.
Политический момент заключался в основном в распределении ресурсов между людьми, имевшими различные интересы, — именно здесь и возник конфликт, едва только зашла речь о переговорах. Те из политиков, с которыми был знаком Йокогава, на самом деле не
Радио в такси было настроено на волну «Эн-эйч-кей». Пока что свежих новостей не поступало. Судя по всему, информация о проведении арестов силами ЭКК и полиции еще не была доведена до сведения общественности. Это не означало, что на «Эн-эйч-кей» оказывает давление правительство — просто информация, вероятно, еще не была подтверждена. Четыре года назад правительство, пытаясь внести поправки в Закон об иностранной валюте и решить вопрос о замораживании банковских счетов, ввело ограничения на деятельность массмедиа. Процентные ставки взлетели до небес, и крушение экономики, как говорили, было лишь вопросом времени. Как только слухи об ограничении средств массовой информации стали распространяться в Интернете, банковские учреждения по всей стране подверглись нападениям — в зданиях вышибали окна, а банковских служащих избивали. На подавление акций протеста были брошены полицейские спецподразделения, и были человеческие жертвы. В те времена, когда большие города, такие как Токио и Осака, буквально пропахли слезоточивым газом, как раз внесли поправки к Договору о безопасности, подписанному между США и Японией четыре десятилетия назад. Правительство пыталось оправдываться, но оказалось, что после официальных объявлений о принятии тех или иных правовых мер в СМИ беспорядки шли на спад. Правительство усвоило урок и больше не пыталось вводить какие бы то ни было ограничения для журналистов.
Впереди показался аэропорт Фукуоки. Обычно в это время он сверкал огнями, принимая и выпуская рейсы, но сегодня громада терминала была погружена во тьму. Ни на взлетно-посадочной полосе, ни на башне не было видно ни огонька. С тех пор как пассажиры перестали возмущаться, требуя немедленного вылета, большую часть войск отозвали, и теперь у аэропорта стояло всего два грузовика Сил самообороны. Накануне в течение всего дня в небе крейсировали вертолеты от телерадиокомпаний, но с наступлением темноты они исчезли. Выделяющийся на фоне неба силуэт здания аэропорта напоминал гроб. Казалось, что всякая жизнь покинула эту оболочку.
— Полиция останавливает машины около аэропорта. Соваться на магистраль тоже не вариант. Может, двинем в объезд? — спросил таксист, и Йокогава кивнул.
Они с Наэко жили в районе Симемачи, к востоку от аэропорта, примерно в двадцати минутах езды от центра города, где располагалась редакция «Ниси Ниппон симбун». Если ехать по скоростной магистрали, то можно было сэкономить минут пять, но в условиях блокады этого делать не стоило. Дороги в окрестностях аэропорта были пусты. Симемачи являлся центром поставок медикаментов, топлива и промтоваров; там располагались множество фабрик и складов. Шум и вибрации от бесконечных верениц тяжелых грузовиков был обычным предметом жалоб местных жителей. Однако этим утром Йокогава с удивлением обнаружил, что вместо плотных потоков транспорта по улицам проскочили всего два-три автомобиля. Понятно, что поставки на остров были приостановлены, но не могли же за прошедшие сутки иссякнуть местные запасы?
Йокогава спросил об этом таксиста, и тот ответил, что все дело в полицейских блокпостах. Пропускные пункты теперь были на всех основных дорогах в Фукуоке, в том числе и на скоростной магистрали Кюсю, являвшейся главной артерией, шедшей от Модзи через Фукуоку до самой Кагосимы и связывавшей все крупные города острова. Всего было оборудовано двадцать шесть блокпостов, куда направили все полицейские силы Фукуоки. Легковые и грузовые автомобили подвергались самому тщательному досмотру, за исключением специальной техники, отчего движение почти остановилось. Не имея возможности выполнять заказы, большинство грузовых компаний, похоже, просто не стали никого высылать в рейс.