Федор Алексеевич
Шрифт:
Узнав о ссылке Матвеева, князь Ромодановский не скрыл неудовольствия:
— Зря. Такого мужа, отличного вояку и отменного дипломата. Зря. Надо было лучше туда того, кто его спихивал, по крайней мере полезнее б было для державы.
Князь не назвал имени того, кто «спихивал» Матвеева, но знал: «Ваньки Милославского да Тараруя проделки».
И когда от государя пришла к Ромодановскому грамота с просьбой продолжить переговоры с Дорошенко «поелико возможно обнадёживая его и не отпугивая угрозами», Григорий Григорьевич не задумываясь отправил туда Горяинова с наказом:
— Посмотри,
32
Многогрешный Демьян Игнатович (ум. не ранее 1696) — гетман Левобережной Украины (1668—1672). Активный участник освободительной войны украинского народа 1648—1654, 1668—1672 гг. В 1672 г. казацкая старшина обвинила его в тайных связях с Дорошенко и турецким султаном. Многогрешный был заключён в Иркутскую тюрьму. Освобождён в 1688 г. В 1696 г. постригся в монахи.
Тесть Дорошенко Ясенка Хмельницкий оказался живым, подвижным старикашкой, всю дорогу напевал, как он «копав, копав криниченьку во зелёному саду», и на всякой остановке искал, где б достал, горилки. А достав, напивался, и тогда «криниченьку» было слышно за семь вёрст.
— Ну пьёшь же ты, отец, — как-то обмолвился Горяинов.
— Я пью? — удивился старик. — Вот Богдан Зиновий, сродник мой, тот пил так пил. Я, наприклад, тверёзым его и не упомню. Что сделаешь, фамилия наша не зря ж такая — Хмельницкие.
— Сказывают, оттого и помер он, с перепою.
— Кто его ведает. Одни говорят, что ляхи отравили.
— А за что ж он жену повесил?
— А за что бабу вешают? За прелюбодейство. Это ж надо — гетманша, а польстилась на какого-то портного. Ну Зиновий и велел их вместе связать, как их застали в таком виде. Славная картина вышла, всем бабам в назидание.
— А как же дети?
— Что «дети»? Дочка кричала, за мать просила. А он: ото, доню, и тебе в науку.
— А сыны?
— А что «сыны»? Георгий был мал ещё, а Тимофей уже погиб тогда, и тоже из-за бабы. Хотел с господарем молдавским породниться, у того шибко дочь красивая была. Тот отказал. А он и попёр па него, в бою согласие добыл, да вскоре сложил голову свою непутёвую. А Георгий ныне у султана, не то гость, не то пленник, не разберёшь. Этому, наоборот, бабы не интересны, даже в монахах побывал.
Расхваставшись своей знаменитой, хотя и пьяной фамилией, старик однажды, особенно перегрузившись, проболтался:
— А и Дорошенко, не породнись с нами, вовек бы гетманом не стал, истинный
Но назавтра, проспавшись и, видимо, вспомнив свою болтовню, попросил Горяинова:
— Ты, сынок, не бери в голову стариковскую болтовню. Мало ли чего я спьяну наворочу.
— Не бойся, отец, я не беру, — успокоил старика Горяинов, догадываясь, что тот боится, не передаст ли он всё Дорошенко. — На Украине все вожди-атаманы горилку любили.
— Это верно, сынок. Вон Северин Наливайко [33] какой герой был, а без вина не мог, за то и прозвище получил, что едва входил в корчму, говорил: «Наливай-ка», а его родную фамилию никто и не ведает, забыли напрочь.
— Чигиринский гетман встретил посланца Ромодановского хорошо, даже обнял дружески, похлопал по спине, уронив мимоходом:
— Гости на гости, хозяин в радости.
Поняв что до Горяинова не дошёл смысл, тут же объяснил:
— У меня со вчерашнего шестеро гостей с Запорожской Сечи. Зовут к себе на кош.
33
Северин Наливайко (?—1597) — руководитель антифеодального крестьянско-казацкого восстания 1594—1596 гг. на Украине и в Белоруссии.
Дорошенко внимательно следил за лицом московского гостя, произвело ли это сообщение на него какое-то впечатление. И Горяинов понял, что хотел этим сказать этим гетман: я не только Москве, но и Сечи нужен.
— Ну а отец разве не дорогой гость, — сказал Горяинов подчёркнуто мол, запорожцы ерунда, а вот отец.
— Ну как же, ну как же, — полуобнял Дорошенко тестя. — Ещё какой Дорогой! Идэм до хаты, батько. А князю Григорию Григорьевичу за то спасибо передай. Если б ещё с Москвы Грица вытягнуть, то б добре было.
— Грицко, твой брат, под государевым покровительством, это государю писать надо.
Оба понимали, почему Дорошенкова брата в Москве держат (заложником за брата-гетмана, дабы к туркам не передался), но ни тот, ни другой не обмолвились об этом. «Государю писать надо», и всё.
Получив из рук Горяинова государеву грамоту, Дорошенко подчёркнуто благоговейно поцеловал её, прежде чем сорвать печать. И именно в этом поцелуе почудилась Горяинову фальшь, невольно на ум пало: иудин поцелуй.
Гетман был статен, высок, строен, моложав. И в повадках его чувствовалась властность и некое самолюбование. Русские слова перемежались с украинскими. Украинские были там, где гетман слегка «шутковал», русские, когда говорилось о деле серьёзном.
Видимо, из-за жары застолье было «по-пид вишнею». В саду за длинным столом собралось около двадцати человек. Здесь были запорожцы, старшина чигиринская. Горяинова Дорошенко посадил не рядом, а напротив: «Шоб я тоби вись вечер бачив».
Первый тост Дорошенко предложил за государя, за то чтоб в царстве был мир и тишина на всей земле, чтоб был он здоров и весел. Все дружно выпили, навалились на закуску — жареную баранину с кашей. И тут помялся чигиринский полковник и сказал: