Федор Алексеевич
Шрифт:
Прискакал стольник к хоромам на коне, когда уже крыша огнём взялась, слетел с седла, и первое, что закричал:
— Дети! Где дети [18] ?
Явился старший перед ним, Петьша, весь перемазанный, потный:
— Я здесь, отец.
— А Федька?
— Федька вон воду с колодца таскает.
— А Марфинька? Где Марьфинька, сукины дети? — вскричал Матвей Васильевич, нутром почуяв самое страшное. Он знал, дочка, девятилетняя Марфинька, всегда наверху была Тут как тут жена явилась стольникова,
18
Апраксин Пётр Матвеевич (1659—1728) — стольник и окольничий. Был воеводой в Новгороде, губернатором в Астрахани, Казани. Получил графский титул. С 1722 г. — президент Юстиц-коллегии.
Апраксин Фёдор Матвеевич (1661—1728) — генерал, граф. Был начальником Адмиралтейского приказа, президентом Адмиралтейств-коллегии. С 1726 г. — член Верховного тайного совета, сторонник А. Д. Меншикова.
— Ой, дитятко моё-ё.. доченька-а родная-а-а.
Матвей Васильевич вне себя ударил жену по щеке.
— Дура. Живую хоронишь. — И тут же оборотился к Петру — Лестницу, живо лестницу, окаянные.
Притащили лестницу, приставили к подоконнику верхней светёлки, кинулся было по ней сам стольник вверх, но лишь бороду опалил, свалился вниз. Попробовал пятнадцатилетний Федька сунуться к окну, тоже жара не выдержал, воротился.
— Лейте туда! Лейте туда! — кричал хозяин вне себя, указывая на верхнее окно девичьей светёлки.
Плескали воду вёдрами вверх, но пользы от того чуть было, едва ли четвёртая часть долетала до окна. И тут у лестницы появился Тимка — подручный кузнеца апраксинского.
— Лейте на меня, — закричал.
Облили его, он мигом влетел вверх по лестнице, выломал оконные переплёты, исчез в светёлке.
— Господи, помилуй Господи, пособи, — бормотал Матвей Васильевич, не сводя глаз с окна, в котором исчез Тимка. И воду теперь пуще прежнего плескали в это окно. Время тянулось столь тягостно и долго, что кто-то не выдержал в толпе, сказал:
— Всё. Пропал парень.
Словно бык на забое взревел было Матвей Васильевич от тех страшных слов, но тут явился в окне Тимка с ребёнком на руках. Охнула толпа в радостном удивлении.
— Тима! Тимофей! Милый! — закричал, рыдая, стольник. — Кидай, мы пымаем.
Но Тимка ступил на лестницу и почти с такой же скоростью, как и вверх, сбежал с ношей своей вниз. Волосы на нём дымились, и первое, что сказал он.
— Облейте нас! Скоре облейте!
Их облили сразу из нескольких вёдер, и тогда Тимка шагнул к Апраксину:
— Возьми дочку, Матвей Васильевич. Жива ещё. Едва отыскал. Под кровать забилась, угорела.
Так в един час лишился Апраксин хором Хорошо безветрие было, смело бы огнём всё подворье, а то и всю улицу Спасибо и народу, сбежавшемуся на пожар, хоромы не отстояли, но хоть перекинуться огню на амбары и конюшню не позволили
Отчего загорелось? Только догадки строили и на
Едва отходили любимицу отцову Марфиньку от угара и испуга, как вспомнил стольник о спасителе её, Тимке с кузницы, и решил, что это сам Бог его отблагодарил за участие в Тимкиной судьбе. Лет пять тому возвращался стольник из Смоленска, спешил, гнал тройку сколь дорога позволяла. На одном из поворотов угодил под пристяжную мальчишка, не успел на обочину выскочить. Закричал, словно заяц подраненный.
Апраксин велел кучеру остановиться, вылез с возка, подошёл к мальчишке, скулившему от боли и испуга.
— Что у тебя? — спросил участливо.
— Ногу, ногу повредило, — заплакал мальчишка. — Как идти теперь.
— А куда идёшь-то?
— По миру, пан, по миру.
— А где живёшь?
— Где ж мне жить, матка померла, батька утёк, або пропал де. Кормлюсь с того, что люди добрые подадут.
— Нищий, стало быть.
Мальчишка не ответил, заплакал горько. Вспоминая ныне о давнем том случае, Матвей Васильевич благодарил Бога, что надоумил его подобрать нищего, привезти домой, отдать в кузню свою.
«Господи, а кинь я его тогда на дороге, не привези домой, кто б спас мою Марфиньку ныне?»
От такой мысли жутко становилось стольнику, и он точно знал, что этим самым отблагодарил его Всевышний за давний его поступок богоугодный: ты помог нищему ребёнку, а он спас твою дочь. Всё-то Ему ведомо, за всё-то Он сполна оплачивает, и за доброе дело, и за злое. От таких мыслей слёзы наворачивались на глаза Матвею Васильевичу, смотрит он на радостное лицо дочки и сам улыбается.
— Ничего у тебя не болит, Марфинька?
— Ничего уже, батюшка.
— Ну и слава Богу, слава Богу. А не хочешь взглянуть на своего спасителя?
— Хочу, батюшка. А кто он?
— Сейчас узнаешь.
Апраксин вышел из амбара, куда перебрался с семьёй после пожара, велел кому-то из дворовых позвать из кузницы Тимку. Тог явился прямо в прожжённом своём фартуке, прокопчённый, с обгоревшими напрочь в пожаре бровями.
— Звал, Матвей Васильевич?
— Звал, Тима, звал, — впервые назвал так ласково парня стольник. — Спасённая твоя тебя видеть пожелала.
— Тим, — улыбнулась девочка кузнецу. — Так это, значит, ты. Спасибо тебе. — И ручку протянула ему.
Но он сразу спрятал свои за спину. Сказал смущённо:
— Прости, Марфа Матвеевна, у меня грязные.
— Давай, давай руку-те, раз тебе протягивают, — проворчал Матвей Васильевич добродушно. — Если бы не эти грязные... Ну, чего ты?
Девочка с явным удовольствием потрясла руку своему спасителю.
— Чем же мне наградить тебя, Тимофей, — спросил Апраксин, впервые назвав парня полным именем. — Может, на волю отпустить, свободу дать тебе?