Федор Алексеевич

Мосияш Сергей Павлович

Едва ли не через весь город карета везла пана Тяпкина к резиденции короля. Подъехала она не к парадному крыльцу, а к боковой калитке, ведшей в парк.

— Следуйте за мной, пан Тяпкин, — сказал придворный и повёл его в парк. Провёл тенистой аллеей, вывел к овальной площадке, в центре которой журчал фонтан. Придворный щёголь вытянулся и громко сказал:

— Ваше величество, пан Тяпкин.

И тут Василий Михайлович увидел короля, сидевшего в тени каштана на белоснежной скамейке. Он поднялся навстречу резиденту, с улыбкой пожал ему руку.

— Здравствуйте,

Василий Михайлович. Рад видеть вас.

— Я тоже рад, ваше величество, — отвечал Тяпкин, ломая голову: зачем он понадобился королю?

— Пройдёмтесь, друг мой, — сказал король, беря Тяпкина под руку. — Поболтаем о том о сём. Знаете, надоедает это, всё дела, дела, дела. Можно мозги свихнуть. Хочется просто так, как с другом, пройтись по саду, подышать ароматом роз.

Тяпкин знал, что короли «просто так» не прохаживаются с чужеземными резидентами и не дышат «ароматом роз» с ним на пару.

— Мой друг, — продолжал король, приноравливаясь к шагу гостя, — что ж вы так нехорошо о нас докладываете своему государю. Неужто Польша такая плохая?

«Перехватывают и переписывают мои письма», — догадался Тяпкин, но смолчал, дабы не оскорблять высокого собеседника подозрениями в непорядочности. Это было бы себе дороже. Сказал другое:

— Ваше величество, если б я считал вашу страну плохой, разве б я послал своего сына в польскую школу? Напротив, вы видите, я говорю на вашем языке, и даже, смешно сказать, уже и думать начал по-польски.

Король засмеялся, вполне оценив шутку резидента.

— Это прекрасно, мой друг, что вы уже и думаете по-польски. Надеюсь, мы поймём друг друга. Меня очень огорчила весть, что гетман Дорошенко переметнулся на вашу сторону. Этот умный и прекрасный воин вынужден, слышите, вынужден был обстоятельствами изменить Польше.

— Странно, ваше величество, я всегда считал гетмана налим воином.

— Но ведь, друг мой, по Андрусовскому трактату Правобережье наше. Вы не станете этого отрицать?

— Не стану.

— А Чигирин где? На правом берегу, стало быть, это искони польский город. И Киев же наш. Верно?

— По трактату ваш, — вздохнул Тяпкин, не желая вдаваться в исторические экскурсы, которые наверняка были ведомы Собескому. — Но, ваше величество, отчего ж вы не заселяете Правобережье? Вы его по трактату взяли, но оно вот уже девять лет впусте обретается.

— Мой друг, сейчас не об этом речь. Вы ведь Киев должны были через два года оставить, а вот уж девять лет не отдаёте.

— Может, оттого и не отдаём, что вы не готовы взять.

Собеский расхохотался, хлопнул спутника по плечу дружелюбно.

— Василий Михайлович, вам нельзя пальца в рот положить. Откусите.

— Откушу, ваше величество, — вполне серьёзно отвечал резидент. — Не забывайте, моя фамилия Тяпкин, значит, могу и тяпнуть.

Посмеялись. Прошли несколько шагов молча, дыша «ароматом роз».

— Я послал к великому государю пана Чихровского, дабы от моего имени он поздравил царя с

восшествием на престол. И вы, мой друг в вашем донесении можете повторить великому государю мои искренние поздравления И напишите ему пожалуйста, что я буду ему другом и братом.

— Напишу, ваше величество, — сказал Тяпкин, понимая, что король подбирается к главному.

— И ещё. — Король даже полуобнял резидента. — И ещё, мой друг напишите государю, что я предлагаю объединить наши армии и ударить по туркам. Я даже согласен, если объединёнными силами станет командовать Дорошенко.

— Хорошо, ваше величество, я напишу, но лучше бы, если вы это написали сами.

— Вы понимаете, мой друг я не могу написать государю это своё предложение, мне обязательно надо согласовать его с Сеймом, а это значит, раззвонят по всему свету. Поэтому-то я и вынужден просить вас, мой друг, сообщить по вашим секретным каналам.

«Хороши секретные каналы, — подумал Тяпкин, — если письма мои прочитываются».

— Пожалуйста, убедите великого государя. Потому, что, если мы довольствуемся Правобережьем, го турки потребуют всю Украину, и Левобережье в том числе. И потом, и вы и мы христиане, должны объединяться, дабы противостоять мусульманам.

— Ваше величество, я обязательно напишу всё государю, но и я в свою очередь хотел бы просить вас о продлении нашего перемирии.

— Это может решать только Сейм, мой друг. У нас свободная страна. Республика. Моя власть не беспредельна, Василий Михайлович И потом, до окончания срока перемирия ещё четыре года Успеется.

— Но вы же можете внести предложение об лом уже сейчас.

— Мой друг, если мы объединимся и разгромим турков, то тогда можно вести разговор не о перемирии, а даже о вечном мире. Прощайте, мой друг. Надеюсь, вы не забудете о моей просьбе.

Тяпкин понял, что аудиенция окончена и ему пора удашься. Он откланялся. Карета увезла его на квартиру.

Задал Собеский русскому резиденту задачу. Конечно, он напишет государю о разговоре, подробно напишет, но ведь он должен в письме высказать своё мнение, стоит ли доверять королю и принимать всерьёз его предложение и сулит ли это какие-то выгоды его родине. Он уже знал, что за разговором властей предержащих всегда скрывается другой смысл, потаённый. Какой? Что кроется за предложением короля? Москва обязательно спросит его мнение. А что он ответит?

Вечером у него появился молдавский посланник Кантакузин.

— Я уезжаю. Василий Михайлович. Зашёл проститься.

— Куда?

— В Молдавию, господарь отзывает — Кантакузин понизил голос. — Тут нас никто не подслушает?

— Надо плотнее закрыть дверь, а стены здесь каменные.

— Кантакузин сам прикрыл дверь, подсел к столу, достал из кармана бутылку вина.

— Выпьем на прощанье, Вася.

— Выпьем, Кузя, — улыбнулся Тяпкин и достал кружки.

— Слушай сюда, Василий, — говорил негромко Кантакузин, разливая вино. — Я знаю, тебя возили к королю.