Федор Алексеевич
Шрифт:
— Как на «волю»? — не понял Тимка.
— Ну чтоб сам себе хозяин, чтоб шёл куда хотел, делал что хотел.
— Нет, боярин. Я уж был на такой воле. Не гони меня, Матвей Васильевич.
— Да я не гоню, чудак. Я думаю, как лучше тебе сделать.
— Ты подари ему кафтан дорогой, батюшка, — неожиданно предложила Марфинька и засмеялась, видимо представив чумазого Тимку в позолоченном кафтане.
— Мне лучше остаться при вашем доме, Матвей Васильевич, мне родней его ничего нет.
— Ну
— Мне б хотелось при конях, — вздохнул Тимка. — Я всегда мечтал.
— Всё. Можешь считать, что мечтания твои исполнились. Ныне ж сбрасывай всё с себя. Отмывайся в бане. Надевай чистые порты, а от Марфиньки будет тебе кафтан. Ну и пойдёшь на конюшню. Впрочем, погоди... Как твоя фамилия?
— Что это?
— Ну, по отцу как назвать тебя? У меня, например, отец Василий, вот и зовут меня Васильичем. А как твоего отца звали? Ты помнишь?
— В веске дразнили его Пройдзисветом.
— Как, как?
— Пройдзисвет.
— Пройдзисвет, Пройдзисвет, — повторил улыбаясь Апраксин. — А что? Твой отец был пройдзисветом, а ты — сын — сквозь огонь прошёл. А огонь — это свет. Славно даже звучит: Тимофей Пройдзисвет.
И вдруг, решительно хлопнув парня по плечу, сказал как припечатал:
— Всё, Тима. Будешь у меня держальником.
— Но ведь вы обещали к коням.
— А это и есть к коням. Будешь меня сопровождать в Кремль к государю, а по моём уходе держать коней до моего возвращения.
У Тимки испуганно вытянулось лицо, спросил почти шёпотом:
— И государя увижу?
— Может быть, и увидишь, когда он на Красном крыльце явится.
— О-о, — протяжно воскликнул Тимка, не имея возможности выразить в слове предстоящее счастье от лицезрения великого государя всея Руси.
А Марфинька звонко хохотала, глядя на Тимкины гримасы то от испуга, то от восторга.
— Ой, Тим, с тебя умереть.
Видя, что девочке это доставляет удовольствие, Тимка того более лицедействовал, к чему, видимо от природы, имел наклонность.
Так в один день, вовсе неожиданно для себя, безродный Тимка превратился из чумазого подручного кузнеца в добра молодца в расшитом кафтане, в козловых сапожках, в держальника при выездных конях знатного стольника Матвея Апраксина. И наконец впервые назван своим полным именем Тимофей с прибавлением почти забытой фамилии Пройдзисвет.
Перед первой поездкой своей в Кремль Тимка волновался так, что ночь не спал. Утром Апраксин, садясь в карету, заметил состояние своего кучера, ободрил ласково:
— Не волнуйся, Тима. Главное, за чей-нито угол не зацепи. А дорогу я буду подсказывать.
— Да я знаю путь-то к Кремлю. А всё боязно, а ну — царь.
— В
— Огонь что. К нему я в кузне навык.
— Ну раз путь к Кремлю знаешь, правь к Спасским воротам.
Прокачавшись по ухабам Варварки, карета выехала на Красную площадь и, минуя Лобное место, направилась к Спасским воротам. Тимка обернулся к хозяину: а теперь, мол, куда? Апраксин махнул рукой на Спасские ворота: прямо.
«Мать честна! В Кремль!» — обомлел Тимка и едва вожжи не выронил. Тут его сами кони выручили, бежали-то привычным путём. Пронеслись сквозь гулкие ворота и сразу поворотили налево, где стояло уже с десяток карет.
— Правь вон к жёлтой, — крикнул Апраксин. — Это нарышкинская, мы всегда около становимся.
Тимка тут уж взялся за ум, малость очухался от испуга, подкатил к нарышкинской карете ось в ось, так что его кони с нарышкинскими стали ухо в ухо.
— Ну молодец, Тима, — похвалил Апраксин, выставляя ногу на подножку. Сойдя на землю, полез в карман, достал две медные монеты, протянул Тимке:
— Возьми.
— Да вы что, Матвей Васильевич, — вытаращил глаза Тимка. — Да рази я за деньги.
— Возьми, дурачок. Тут два алтына. Они тебе ох как сгодятся, — и подмигнул хитро. — Бери, говорят.
Куда денешься, хозяин велит, пришлось взять. Апраксин не спеша направился к крыльцу. И ещё он не взошёл на него, как около Тимки появился добрый молодец, тоже, как и Тимка, в дорогом кафтане.
— Ага!— Потёр он радостно руки. — Новенький. А? Как зовут-то?
— Тимка... Кхы... Тимофей.
— Ну а я Иван Орёл, нарышкинский держальник. Так что, Тимофей, с тебя въездные полагаются.
— Какие въездные? — удивился Тимка.
— Вот те на, — вскричал Орёл, явно обращаясь к другим кучерам, направлявшимся в их сторону. — Он в Кремль въехал, и ещё спрашивает «какие въездные». Давай-ка, Тимофей, угощай всех.
— А сколько надо?
— Два алтына на вино и закуску.
И тут-то Тимка сообразил, зачем дал ему стольник два алтына: «Ай да умница, Матвей Васильевич. Да за такого хозяина я жизни не пожалею».
— Ну что ж, въездные так въездные, — сказал он и с солидным видом полез в карман портов и вынул деньги. — Держи, Иван.
Орёл поймал деньги, подмигнул весело.
— Я мигом до Охотного сбегаю. Посмотри моих коней, Тимка.
— А ежели твой боярин явится?
— Не явится. Они там в передней дотемна лавки протирают, до ветру боятся отлучиться. А ну как государь потребует. Так что успеешь ещё и выспаться в своей карете.
Держальник нарышкинский и впрямь скоро обернулся. Притащил четверть водки и десятка два пирожков с требухой.