Федор Алексеевич
Шрифт:
— Ай да молодец, — не удержался Хованский. — 3а такое награждать надо, а не голодом морить. А у нас, чем лучше служишь тем тебе хуже.
Но дьяк, даже не взглянув на Тараруя, продолжал:
— И то высокое лицо впредь обещало нашему резиденту сообщать о ходе переговоров.
— Но высокому лицу и подарки нужны высокие, — не унимался Хованский, И был ужасно рад, что па этот раз царь поддержал его.
— А ведь Иван Андреевич правду говорит. Ларион Иванович?
— Я слушаю, государь.
— Надо бы послать
— Лучше всего рухлядь, государь, — опять опередил всех Тараруй. — Поляки меха русские обожают.
— Скажи Хитрово Богдану Матвеевичу, пусть подберёт для Тяпкина три-четыре дюжины соболей, куниц и чего там ещё ценного. Надо, чтобы Тяпкин то высокое лицо мог одарить щедро. Что ещё сообщает Тяпкин?
— Он пишет, чтоб веры королю мы не давали.
— Ну, это ясно из всего сказанного, Ларион Иванович, будешь писать ему, поблагодари от моего имени.
— Хорошо, государь Обязательно передам, для него это будет самой высокой наградой.
Фёдор Алексеевич тихо пошлёпал ладонями по подлокотнику, и все уже догадались: устал государь, сейчас на обед позовёт.
— На сегодня достаточно, господа бояре. Идёмте в царскую трапезную, там уж, наверно, ши остывают Родион Матвеевич.
— Я слушаю, государь.
— Приглашай всех из передней к стаду. Да обязательно выясни, кого пет, и проследи после обеда, чтоб нм от стола были посланы гостинцы на дом. Чтоб не получилось, как прошлый раз, забыли послать князю Одоевскому, чем обидели шибко старика. Кое-как уговорил его.
— Не забуду, государь. А ныне Якову Никитичу пошлю от твоего стола самое лучшее, чтоб ошибку нашу прошлую загладить.
— И обязательно, чтоб с поклоном от меня. Старика это утешит.
Все поднялись с лапок и потянулись, похрустывая суставами, замлевшими от долгого сидения.
Лихачёв подал государю его палочку, помог, поддерживая под локоть, подняться с престола. Так и проводил по ступеням до ровного пола. Там уже отпустил царский локоть Государь ласково кивнул ему.
— Спасибо, Алексей Тимофеевич.
Фёдор Алексеевич шёл не спеша к двери, в которую никто не смел вперёд его шагнуть. Бояре стояли по сторонам прохода и довили взгляды царя. Он всем улыбался и лишь глазами помаргивал, что читалось всеми однозначно государь доволен днём.
Глава 11
СМЕЩЕНИЕ ДОРОШЕНКО
Гетман Самойлович принял стольника Алмазова в Батурине с наивозможным уважением и предупредительностью. Как же, ведь это был посланец самого государя, и всё, что он станет говорить, должно приниматься гетманом как слово царя.
В самой большой горнице гетманского дома длинный стол, рассчитанный не менее как на полусотню человек, был весь уставлен
— Вот здесь нам никто не помешает, — сказал гетман, жестом пригашая гостя за стол. — Садись. Семён Ерофеич.
— Ты ждёшь гостей? — спросил Алмазов, взглядом прикидывая, где бы сесть. Увидел жареных карасей, сглотнул слюнки и сел напротив них.
— Да нет. Сегодня ты у меня главный гость, Семён Ерофеич.
— Гетман сел напротив гостя через стол, взял бутылку с горилкой.
— Что будем пить.
— Да я. что и ты, Иван Самойлович.
— Ну, значит, горилку.
Хозяин налил полные кубки, Алмазов вздохнул с сомнением Гетман понял причину вздоха, успокоил:
— Пей столько, Семён Ерофеич, сколько считаешь нужным. Никто тебя понуждать не станет. Ну как там государь? Как здоровье его?
— Увы, болеет часто Фёдор Алексеевич. Меня когда принимал, на престоле сидел. А бывает занеможится ему, в спальне в постели принимает. Даже послов иногда.
— Уж и поболеть не дадут, сердешному.
— А что делать? Он всем нужен.
— Ну, выпьем за его здоровье, за здоровье великого государя.
Выпили, и стольник навалился сразу па жареных карасей. Ел прямо руками, выбирая косточки, и с пальцев стёкол жир Гетман додал через стол гостю рушник.
— Возьми. Семён Ерофеич, руки вытирать. Вкусны?
— Очень вкусны. Иван Самойлович.
— То моя Мотря-повариха готовит. Никто не может так их поджарить, как она. Из-за этого и держу её.
Утолив голод двумя огромными карасями Алмазов отёр руки, губы.
— Я что прибыл-то, Иван Самойлович Государь очень обеспокоен ссорами меж старшиной на Украине.
— Я догадываюсь, кто это ему жалился Полковник стародубский Рославец Пётр. Верно?
— Вот, вот, Рославец жаловался даже, что архиепископ запретил в Стародубе службу отправлять.
— А почему запрета, не сказал, конечно? А запретил потому, что Рославец при всём честном народе избил священника. Я ему как гетман назначил войсковой суд за это. А он, испугавшись, кинулся в Москву, спасай, государь. Вот и рассуди, Семён Ерофеич, верно ли я поступил.
— Всё верно, Иван Самойлович, но государь очень уж просил тебя пойти с ним на мировую.
— Я бы, конечно, государеву волю исполнил, если б Рославец только мне досадил и, если 6 он повинился принародно. Но ведь Рославец говорит, что многие старшины меня не любят и даже вся сторона против меня. Я говорю, у нас в малороссийских городах великую вольность дали. Если бы государевой милости ко мне не было, то у них на всякий год по десять гетманов было бы Ты Семён Ерофеич, чтобы правду государю доложить, поспрошай старшину, полковников, есаулов, да и простых казаков поспрошай обо мне.