Федор Алексеевич

Мосияш Сергей Павлович

— Я буду спрашивать, Иван Самойлович, буду. Ты уж прост.

— Чего «проспи, я сам на этом настаиваю. А кстати, где сам виновник всей этой затеи?

— Рославец-то? Он в Москве.

— Ну вот. Как же без него разбираться? Тут, того гляди, турки с ханом явятся, а мы с кляузником валандаемся.

— А что, турки — это серьёзно?

— Пока это слухи, но ведь не бывает их на пустом месте. Пищали всегда наготове должны быть, а порох сухим. На то нас великий государь и держит, чтоб хан не застал нас

в постелях и не вырезал.

Как и договорились, стольник Алмазов поехал по полкам, никому явно не выдавая цели своей поездки, хотя все знали, что послан он великим государем, а отсюда вытекали и догадки: государь хочет знать о боеготовности полков, значит, следует ожидать военных действий. Дабы завуалировать истинную цель, Алмазов, приезжая в полк, интересовался всем: как полк питается, где хранится оружие, полковая касса. И липа в долгих разговорах, как бы мимоходом спрашивал о гетмане: что он за человек? нравится ли народу?

Ответы и старшины и рядовых были благоприятны для Самойловича, и Семён Ерофеевич остался этим доволен: не придётся огорчать государя.

Перед отъездом в Москву он вернулся в Батурин и рассказал гетману о результатах своей поездки. Самойлович не скрывал удовлетворения.

— Вот так и скажи государю. И ещё скажи, пусть шлёт Рославца сюда, я его пальцем не трону. Пусть суд решает. Заоднемя будет с ним судить и его сообщника протопопа Адамовича. Вроде он подстрекал Рославца на недовольство. А мне сдаётся, оба они хороши, один другого стоит.

Гетман не стал посвящать Алмазова в планы предстоящего похода, который он, объединившись с Ромодановским, должен был совершить на Чигирин. Из Москвы в Путивль для поддержания этого похода уже шёл с войском князь Василий Васильевич Голицын.

Всё же людям военным удалось убедить государя, что в Чигирине должно стоять московское войско, а не казачье, которое, по слухам, пересылается с султаном. Последнее почти в каждом своём письме утверждал гетман Самойлович.

Однако Самойлович с Ромодановским решили, что переходить Днепр со всеми войсками не стоит. Поэтому они остановились не доходя ста вёрст до Днепра и вызвали в шатёр стольника Григория Косогова, имевшего под рукой пятнадцать тысяч московского войска, и бунчужного Леонтия Полуботко, командовавшего четырьмя полками.

— Господа, — сказал Ромодановский, — мы с гетманом решили именно на вас возложить главную задачу — взятие Чигирина. Лучше, если вы убедите их сдаться без боя. Потом приведёте всех без исключения к присяге великому государю. А Дорошенко вы должны убедить сдать клейноды, обещая ему прощение всех его вин и царскую милость.

— Кому он должен сдать клейноды? — спросил Полуботко.

— Мне, — сказал князь. — На это я был уполномочен ещё покойным государем.

Когда бунчужный со стольником ушли,

Ромодановский сказал гетману:

— Надеюсь, ты понимаешь, Иван, почему я не сказал «нам».

— Догадываюсь, Григорий Григорьевич. Щадишь самолюбие Дорошенко.

— Отчасти, Иван Самойлович, отчасти. Но главное, у него не должно остаться никакой зацепки для отказа. Если б ему сказали, что клейноды надо сдать гетману Самойловичу, он бы взъерепенился: я тоже гетман! Вы два недруга, а я меж вами лицо постороннее, да ещё и с полномочиями Алексея Михайловича. Мне сдавать гетманские клейноды будет ему легче и не столь обидно. Но, как ты понимаешь, булаву у него принимать мы будем вместе.

Чигиринские казаки встретили Косогова и Полуботко на подступах к городу внезапным лихим налётом. Со свистом и визгом налетели они на передовой отряд Полуботко, те. хватаясь за сабли, ругались почём зря:

— Чи ви сказылись, суки!!!

— Чи ви погани! Свиняччи потроха!

Заслыша родные ругательства, чигиринцы быстро поостыли, стали огрызаться:

— А вы тоже хороши. Вместо хлеба пушки на нас везёте.

— Так вы ж бунтуетесь.

— Хто вам набрехав?

— Хана до себя зовёте.

— Брехня.

— Королю присягаете.

— Да мы шо, не православные, чи шо?

Леонтий Полуботко, выехав вперёд и пристав в седле, закричал:

— Хлопцы, я бунчужный Полуботко, послан князем Ромодановским, шоб сказать вам, никто вас воевать не собирается. Мы пришли, чтоб укрепить город от хана, а главное, принять от вас присягу на верность великому государю Фёдору Алексеевичу.

— И токо-то?

— И всё. Поэтому бросим сабли в ножны, кто ж их на брата подымает. Подымем лучше чарки с горилкой за встречу.

— Верна-а, бунчужный!

— А горилка е?

— Есть в обозе на Янычарке.

— Раз сулив, веди до обозу.

Чигиринцы и полуботковцы смешались, не спеша поехали в сторону речки Янычарки. Полуботко нашёл Чигиринского сотника, командовавшего группой.

— Вот что, сотник, в обозе наперво строй своих орлов к присяге, а потом уж к бочке.

— Ведомо, сперва дело, а потом уж пьянка.

— Да и пьянке не час. Выпьете по чарке-другой и ворочайтесь в Чигирин, пусть выходят все на присягу.

— И гетман?

— А гетмана Дорошенко зовёт к себе князь Ромодановский. Он ждёт его за Днепром. А на присягу пусть идёт и весь церковный клир. Поди, доси здравие покойному государю возглашают?

И уж к обеду потянулись из Чигирина на Янычарку присягать великому государю казаки, ковали, скорняки и попы. А те из казаков, кто был горазд на выпивку, те и по два раза удосуживались поклясться в верности «великому государю Фёдору Алексеевичу», не скрывая от товарищей:

— Уж шибко горилка у Полуботко добрая.