Феникс

Колышкин Владимир Евгеньевич

Женщина, обнажаясь перед мужчиной, тем более в первый раз, всегда испытывает какую-то - даже не всегда осознанную - неловкость и расслабляется только, когда загребущие руки любовника стискивают ее в объятиях. Мужчина в подобной ситуации почти никогда (если он мужчина) подобной неловкости не ощущает. Скорее даже наоборот, подсознательно, а иногда сознательно, демонстрирует свое грубое, мускульное превосходство над женщиной.

У Владлены не обеспокоенная руками мужчин грудь, похожая на два спелых яблока, налитые силой и соками жизни. Плоский живот плавно закруглялся и уходил в глубь таинства с тем восхитительным изгибом, который повергает в дрожь мужчин.

Полные бедра и стройные ноги и то, специфически женское, - все выглядело весьма эстетично и гармонично. И готов был сорваться с моего языка упрек. "Зачем же ты такое богатство прятала под мужскими тряпками?
– хотел было сказать я, но, к счастью, вовремя стиснул зубы. И даже руку приложил к губам. Владлена поблагодарила меня, отвернулась, одарив улыбкой и многозначительным взглядом - глубоким и синим.

Под утро, никого не потревожив и не предупредив, мы с Владленой по молчаливому согласию уходим из лагеря. Я предусмотрительно прихватываю с собой походное одеяло. Огибаем кусты и поднимаемся до середины безымянной высотки, у основания которой был разбит наш лагерь. Чуть порозовел восток, но еще достаточно темно, чтобы не стесняться друг друга. Смяв невысокую поросль папоротника, я кладу на землю и расстилаю одеяло. Я не заметил, когда Владлена успевает раздеться. Вижу, что она, уже нагая, падает на одеяло, вытянув руки по швам, словно солдат, выполнивший команду "ложись", только с тем отличием, как эту команду понимают женщины - лицом к небу. Озадаченный стремительностью нашего сближения, я сажусь рядом с ней, ждущей моих ласк. И я глажу сухую, чистую и упругую кожу ее горячего податливого тела. Владлена обхватывает мою шею сильными руками, притягивает к себе, прижимает к упругой груди. Даже сквозь рубашку я чувствую эту упругость и твердость ее сосков. Лежа на обнаженной женщине, я испытываю некоторую неловкость оттого, что полностью одет. Мысли мои разбегаются, как тараканы, я не знаю с чего начать мне раздеваться - снизу или сверху. Если - сверху, то это будет слишком долго и может охладить чувства. Начать снизу - получится как-то неприлично поспешно и где-то даже пренебрежительно к женщине. Но так случилось, что инициатива оказалась полностью на стороне Владлены. Очевидно, ей безразлично - одет я или раздет. Мне кажется, что она так давно не была с мужчиной, что только теперь поняла, как изголодалась по этим мерзким типам, которых привыкла презирать. Дело кончилось (или продолжилось) тем, что я оказался частично раздет с ее торопливой помощью, и мы слились в единое целое. Она была нежна и тактична. И предупредительна.

Если я напишу, что у нас с Владленой в это первое свидание произошло все просто замечательно, то рискую заполучить репутацию лгуна и хвастуна. По-моему, она не получила никакого удовольствия. Как, впрочем, и я. Нет, свою порцию мужских радостей я получил сполна, но после этого в душе наступила какая-то оглушающая пустота. Я понял, что ЛЮБЛЮ ИНГУ и ничего с собой поделать не могу. Женщины, как особо чувствительные натуры, прекрасно разбираются во всех тонкостях любовного контакта. Почти наверняка они могут определить, когда мужчина вкладывает в акт не только тело, но и душу, а это и значит, что он ее любит, или он фальшивит, бездушен... В нашем близости, наверное, преобладало механическое. И Владлена это почувствовала и не сумела раскрыться до конца.

Впрочем, возможно, ей моя рефлексия до большой лампочки. Может, она мыслит другими категориями. Что я вообще о ней знаю? А то, что мне известно, не всегда мною принимается как должное. Например, её мужские замашки меня, честно сказать, раздражают. Оказывается, в женщине я люблю женственность. Вот почему мне всегда были смешны потуги феминисток накачать себе мышцы и стать в ЭТОМ СМЫСЛЕ вровень с мужчинами.

Однако, это всего лишь мое личное мнение. Поучать женщину, тем более указывать ей, какое место в обществе она должна

занимать, - отнюдь не второстепенное - не в моих правилах, Боже упаси! Но, по-моему, Создатель прекрасно распределил роли и разделил природные богатства, дав мужчине - силу, женщине - красоту. И в равной степени наделил всех умом. Так чего же вам еще?

Но давайте не будем эгоистичными занудами. Людей надо понимать. И прощать им их слабости. Откуда мы можем знать, может, женское стремление к силе есть ответная реакция на то, что мужчины все больше теряют рыцарские качества. Если мужчина пьяница, слюнтяй, тряпка, то что же остается женщине, как не взваливать на свои хрупкие плечи еще и мужские обязанности...

– О чем ты сейчас думаешь?
– шепчет мне в ухо Владлена, руки ее гладят мою спину, но в этой ласке нет уверенности.
– По-моему ты не со мной, я права?

Опять этот упрек! Всегдашний упрек. Я ложусь на спину, по укоренившейся своей привычке закидываю руку за голову и гляжу в небо. Оно посветлело, звезды почти стерлись, только одна яркая, похожая на Венеру (возможно, это и есть Венера), сияет почти в зените. Ночное небо с яркой, но одинокой звездой. Пейзаж в стиле Куинджи.

– Я с тобой!
– отвечаю я запоздало и добавляю про себя: "Куда же мне деться..." - Черт!

Из-под одеяла выскальзывают две змеи, правда, неядовитые. Я отбрасываю их босой ногой. Одновременно замечаю какие-то неясные фигуры.

– Что такое?
– обеспокоено поднимает голову Владлена.

Видя расползающихся гадин, она вскрикивает, я зажимаю ей рот ладонью.

– Сюда идут!
– громко шепчу я, пригибая голову и лихорадочно приводя в порядок свою одежду.
– Патруль...

Владлена проворно стягивает концы одеяла на себя и переворачивается на живот. Мы выглядываем из папоротниковой "травы" и видим: по верху холма иду двое, и что самое неприятное, уже почти рассвело и укрыться нам совершенно негде. Ничего, конечно, страшного не случится, если на нас наткнуться, но согласитесь, что это довольно неприятно.

Они идут, не таясь, как на прогулке, по колено в папоротниках, четко видимые на фоне далеких, акварельных деревьев. Очевидно, проходят дозором вокруг нашего лагеря. Дело, конечно хорошее... Мы вжимаемся в землю, надеясь, что нас все-таки не заметят, потом не выдерживаем, на четвереньках начинаем отползать к подножью холма. Низко пригибаясь, используя кривизну высотки как укрывающий нас барьер, мы уже бежим вдоль холма к небольшому подлеску хвощей. Владлену разбирает смех, но ей пришлось зажать рот руками, когда мы добегаем до группы деревьев и укрываемся в кустарнике. Слышится хруст веток, шуршат листья папоротниковых растений, потревоженные чьими-то ногами. Это еще один дозор - трое казаков. Двое проходят мимо, к счастью, по ту сторону кустарника. Один останавливается с тем, чтобы справить малую (и на том спасибо) нужду. Под аккомпанемент веселого журчания казачок пел какую-то дурацкую песенку, где рефреном повторялись слова:

Пей вино и жри опилки,

Я - директор лесопилки.

Не менее дурацкая мысль шевельнулась в моей голове. Выскочить бы сейчас неожиданно из кустов с горящим угольком в зубах, да напугать этого зассанца так, чтобы он обгадился.

Казачок пукнул на прощанье и побежал догонять товарищей. В лагерь мы вернулись с двойственным чувством смущения и радости, что все нелепости нашего свидания остались позади.