Феникс
Шрифт:
Фокин отрицательно мотает головой.
– Раненному здесь ничто не угрожает, - говорит он тоже с одышкой, прилаживая к глазам прибор, - оставим его здесь и отправимся на поиски Куприянова, а там видно будет...
Не дождавшись моего согласия, Фокин выбивает ногой земляную пробку и выползает в коридор. Делает знак Хамзину прикрыть его. Рядовой Хамзин, как и я, тушит фонарик, натягивает на лицо "ночные глаза", осматривает автомат, не попала ли земля в ответственные его части и берет под прицел муравьиную дорогу. Затвор он не передергивает, патрон давно уже в стволе. Я хотел уж было прокричать, чего он ждет? Но тут появляется пешеход, одинокий муравей. Он
Позже этот муравей будет "рассказывать" своим сородичам примерно следующее: "Раз пробегаю это я мимо кладбища, как назло никого кругом, жутковато мне стало. И вдруг - шасть мне навстречу какое-то чудище с огромными выпуклыми глазами и о четырех лапах. На дыбках стоит. Чую, от него за версту несет смертью. Не иначе как призрак, спаси и сохрани, мать-королева наша! Схватил меня - лапы горячие - и прижал к земле - ни охнуть ни вздохнуть. И стал он меня доить как последнюю тлю".
Фокин, захватив "языка" и прижимая его коленом к земле, наносит на свое тело и одежду муравьиный секрет, гласивший: "Я свой, жив, здоров". Мы с Хамзиным подходим и проделываем ту же операцию, используя бедного прохожего как тюбик. Потом мы отпускаем пленника, и он улепетывает от нас сломя голову и вскоре исчезает в хитросплетениях коридоров. Наверное, его надо было убить. Для нашей же безопасности. Наверняка, он каким-то образом сообщит стражникам о том, что в город проникли вражеские элементы. Но убивать лежачего у нас не поднялась рука. Вот здесь наше коренное с ними, с насекомыми, различие. Зачастую мы гуманны. Даже млекопитающие животные способны на жалость к слабой особи. Насекомые же не ведают жалости. Нет, ей-богу, я бы ни за что не отнес насекомых к разряду высших животных. Кто же тогда низшие? Черви что ли?
Осторожной поступью движемся мы по коридору с довольно высоким (170-190 см.) потолком. Тоннель, несомненно, прорыт муравьями в мягкой породе типа песчаника. Этим муравьишкам, безмозглым на наш взгляд, оказывается хорошо знакомы такие строительные элементы как колонна, замковые камни, которые скрепляют выгнутым стенам аркад, образующих своды тоннеля, не позволяя сооружению рассыпаться.
С замиранием сердца мы ждем тесного контакта с обитателями города. Я иду в середине, впереди меня крадется Фокин своей кошачьей походкой. Хамзин, озираясь назад, тычет меня стволом в спину. Локтем я задираю его ствол кверху и делаю рукой знак - "будь внимателен с оружием!"
И вот мы сталкиваемся нос к носу с несколькими работягами, бегущими куда-то на третей скорости. Они обстукивают своими антеннами наши ноги и, приподнявшись, обследуют наши тела. Они пытаются общаться с нами на языке жестов. Мы тоже прикасаемся к их телам руками, как бы говоря: "Здорово, брат!" Работяги как-то озадаченно смотрят на нас, недоверчиво вертят широколобыми головами. Конечно, для них наши жесты - полная бессмыслица, как, впрочем, и для нас самих. Мы стараемся не задерживаться и "рвем когти". Относительно наших особ - считать ли нас персонами грата или нон грата - видимо, не поступило еще никаких указаний сверху (или снизу? Царица муравьев находится в самом нижнем этаже). Как бы там ни было, но нас почти не трогают. Иные обитатели шарахаются в сторону, потом пытаются нас преследовать, но, натыкаясь на своих собратьев, меняют свое решение, получив от них, вероятно, какое-нибудь другое задание. Один раз мы застали кормежку. Муравей-фуражир, раздувшийся от еды кормил подбегавших к нему голодных работяг, которым не велено отлучаться из дому. Хорошо бы и нам подкрепиться, думаю я, в животе недовольно и требовательно урчит пустой желудок. И тут словно по волшебству исполняется мое желание.
Мы попадаем
Фокин сдергивает с лица противогаз. Мы их временами надевали, когда невмоготу было дышать смрадом, исходящим от множества муравьиных тел.
– Кто желает соку, становись в очередь, - говорит он и достает из кармана раскладной стаканчик.
Мы с Хамзиным не заставляем себя долго упрашивать, с радостью срываем с головы ненавистные резиновые маски. Зоолог бесцеремонно поворачивает живую тару к себе задом, пальцами щекочет брюшко недовольного муравьишку, и тот, волей неволей выделяет положенную порцию сока в подставленный стакан. Я оказался не столь предусмотрительным, как зоолог, и не взял с собой ни стаканчика, ни кружку, только обязательную фляжку с водой. Хамзин так же ничего кроме фляги и солдатской ложки при себе не имел.
Мы выпиваем по очереди по два стакана приторно-сладкого муравьиного "меда". И сразу чувствуем себя сытыми и готовыми к борьбе за выживание.
– Классная штука!
– облизываясь, говорит Хамзин.
– А я думал, будет противная... Хотя я совсем небрезгливый.
Пока мы насыщались в этой муравьиной столовой, сюда то и дело заскакивали перекусить работяги со всех ближайших улиц. Никакого учета, кто сколько съел, не ведется. Все рассчитано на сознательность членов общества. И надо сказать, никто не злоупотребляет доверием. Мы тут немного за ними понаблюдали и поняли, что в муравейнике давно используется принцип, о котором мы так много мечтали. Я говорю о коммунистическом принципе - от каждого по способности, каждому по потребности. Здесь никто не бездельничает, не слоняется по улицам с преступными намерениями и с прочими извращенными целями, как это происходит в наших городах. Здесь, в муравьином городе, властвует закон и порядок. Наверное, в этом городе русский человек был бы счастлив жить.
Пока работяги пили свою порцию меда, мы предательским образом заимствовали излишки феромона, сочащегося у них из брюшка, для того чтобы нанести на себя новую порцию секрета. Оказывается, высыхая, он быстро выветривается и поэтому его приходится периодически обновлять. А, кроме того, желательно чтобы муравей не заметил, или, по крайней мере, не взволновался, когда вы забираете у него феромон. В этом случае вы получаете секрет без тревожной информации. В случае насильственного изъятия секрета, наподобие того, как мы действовали у кладбища, муравей испытывает стресс и, разумеется, все это отражается соответствующим запахом. Вот почему вначале мы были столь подозрительны встречным муравьям. Нас боялись и даже пытались задержать. Но теперь, кажется, положение изменится в лучшую сторону. Теперь мы как бы заменили фальшивые документы на почти настоящие. Почти, потому что общаться на языке жестов, который здесь в широком ходу, мы по-прежнему не могли. А это значит, что полной любви и взаимопонимания жителей города нам не добиться. Для них мы будем странными муравьями, и, если мы столкнемся с "полицейскими", нас обязательно задержат и допросят с пристрастием.
Отдохнув, мы вновь натягиваем противогазы на лицо, укрепляем, помогая друг другу, приборы ночного видения и покидаем относительно безопасную муравьиную забегаловку с тем, чтобы продолжить поиски рядового Куприянова. Только попав в подземное царство, мы понимаем, какую непосильную задачу возложили на себя. Муравьиный город - это крайне сложная система наземных и подземных трасс, протянувшихся на многие километры, со своеобразными транспортными развязками и кольцевыми дорогами. Кроме того, схематическая картина муравейника до крайности осложнена бесчисленным множеством тоннелей для пешеходов, вентиляционными магистралями, системой водоотводных каналов, включающихся в работу, когда дождь пытается промочить этот город.