Фермер, который меня довел
Шрифт:
Да что же такое! Мне как можно скорее нужно заехать на ферму, пока Руд не способен защищаться, а кар встал у ворот, прямо как упрямый коок!
— Ах ты, скотина! — выругалась я в сердцах. — Двигайся уже!
Поверженный болючкой агент издал долгий страдальческий стон.
— Да не ты! — с досадой сказала я и услышала звук подъезжающего кара. Выглянув в окно, я увидела знакомую монструозную машину. Слагор Тулл пожаловал! Как же не вовремя!
Я предприняла еще одну попытку отъехать от ворот и в итоге чуть не наехала на соседа, который вышел из кара и направился
Кар совсем встал. Спустя несколько мгновений Тулл уже был рядом.
— Кто тебе права выдал, женщина?! — возмутился он, а потом заметил Руда в салоне в состоянии отбивной, и его серые глаза округлились. — Камарис… ты что, сбила его?
Я кивнула.
«Сбитый» промычал что-то невразумительное и попытался подтянуться. Тулл пригляделся к нему и снова посмотрел на меня.
— Откуда тогда эти три дротика?
— Я в него немножко постреляла.
— Та-а-ак… и что ты намереваешься делать дальше, Камарис Ховери?
— Выбить из него признание, — честно сказала я. — Можешь подсказать какой-нибудь эффективный способ?
— Ты о пытках?
— Ага.
— Для этого нужны твердая рука и безжалостность. Не потянешь, Медовенькая.
— А ты потянешь?
— Ты предлагаешь мне пытать Руда?
— Выбить из него признание, — поправила я.
— Можешь всецело на меня рассчитывать, — заявил Слагор, затем хлопнул легонько по дверце каре. — Выходи, соседушка. С каром я управлюсь сам.
Через полчаса мы были уже в сарае и смотрели на Эттерика Руда, которого Слагор связал и оставил на полу. Потный, красный, с искаженным от злобы и боли лицом агент ничего не говорил и старался больше не шевелиться; от его красоты не осталось и следа. Да и не было в нем изначально красоты. Что бы ни говорили центавриане, красота — это не правильные пропорции, удачный цветотип и телосложение. Красота — это энергия, дух, наполнение человека. А наполнение Руда дурно попахивает, мягко говоря…
— Что надо делать? — спросила я у Тулла.
— Все просто, — ответил он. — Начать надо с устрашения. Эй, Руд. Как видишь, Камарис — женщина серьезная, так что лучше тебе сразу дать ей то, чего она хочет.
— Пош-ш-ш-шли вы… — выплюнул агент.
— Теперь надо поставить его в известность о том, что ты с ним сделаешь, если он не будет говорить, — лекторским тоном сказал мне Слагор. — Что с ним сделать, Камарис?
— Не знаю, ты мне посоветуй.
— Я? Разве может моя фантазия сравниться с твоей? Кто из нас двоих сценарист?
— Эттерик, милый, — сказала я агенту, — я сейчас достану планшет и начну тебя снимать, а ты расскажешь, как со мной поступил. Пока я не получу эту запись, не отстану от тебя, не отпущу.
Руд рассмеялся через боль.
— Нет, Ками, так не годится, надо его испугать, — мягко произнес Слагор. — Скажи ему что-то страшное.
Я огляделась, приметила ящик с инструментами, и пригрозила:
— Если ты не начнешь говорить, Эттерик, мы тебе пальцы расплющим.
— Банально, но эффективно, — прокомментировал
Агент шмыгнул носом и сказал:
— Серьезно? На мне отслеживающее устройство, и если я не вернусь вовремя, сюда явятся мои люди. Вы, шваль орионская, сядете за такие шуточки. Особенно тебе достанется, стерва, — закончил Руд, поглядев на меня злобно.
— Первый достойный комплимент за все время, — отозвалась я.
— Можете со мной что угодно делать, хоть все пальцы оторвать.
— И оторвем, — сухо сказал Тулл.
— Начинай! А то давно новых приписок к личному делу не получал. Пытки — самое то, да, Слаг? После такого уже не реабилитируешься.
Не сводя с Руда взгляда, Тулл сказал:
— Запомни, Камарис: именно так люди тянут время. Заговаривание зубов.
— Да-да, поторопитесь, белобрысое племя. Покажите, на что способны. Вы же дикие по сути: о-ри-он-цы… Дай себе волю, Слаг, а то давно сдерживался. А нос-то задирал как! Я сразу понял, из какого теста ты вылеплен. Может, данные и есть, но основа так себе, и даже то, что тебя центы лепили, не изменило этого. Фермерство — это твое. Вот прям твое. Ни на что большее ты не способен в конечном итоге.
Я смотрела то на безоружного, беспомощного агента, шипящего мерзкие слова, то на своего соседа, крепко сжимающего в руке щипцы. Кто кого пытает? Кто кого доводит? Еще чуть-чуть, и у Тулла сорвет стоп-кран и он кинется к Руду, чего тот и хочет. И не потому, что Слагор не выдержанный, ведомый, поддающийся, а потому что между этими двоими произошло что-то серьезное, какая-то ситуация, которая до сих пор владеет соседом, мучает его.
Я шагнула вперед, достала из чехла пистолет-парализатор и выстрелила Руду в пах.
Он захлебнулся болью, онемел от шока, его глаза чуть из орбит не вылезли.
— Да, давай подождем агентов, — сказала я тихо. — Я буду рада объяснить им, что по орионским законам изнасилованная женщина имеет полное право отстрелить насильнику пипку, и неважно, что законы эти не приняты на госуровне. Но меня не пугают и долгие тяжбы по всем правилам: я готова хоть тысячу раз огласить всем, что ты сделал, и что я сделала в ответ на это. Но будешь ли ты готов защищать себя? Не пострадает ли репутация блестящего агента? Как тебе такая гласность? Или лучше тебе уволиться и молчать о таком позоре, а?
Агент не ответил — он был занят болью. Ишь, как стонет… а ведь особого ущерба и не получил: парализующее вещество не опасно, оно лишь вызывает сильнейшую боль и обездвиживает.
Я приблизилась к Руду, склонилась над ним и спросила:
— Ты услышал меня, Эттерик, милый?
Он выплюнул нецензурное слово. Значит, услышал.
Агентам я позвонила сама и попросила срочно приехать. На вызов явились знакомые мне уже люди, включая дружественную женщину (имя свое, она мне, кстати, так и не назвала, так что про себя я звала ее просто «агентессой»).