Физик
Шрифт:
Они поднялись и снова двинулись в путь. Лес вокруг казался прежним, но теперь Олег видел его иначе – не просто как древний лес, а как арену грядущей борьбы, где каждый шорох мог быть знаком, а каждая тень – таить опасность. Его личная дорога судьбы началась.
Они шли уже несколько часов после привала у родника. Марфа вела их не по прямой, а сложными, запутанными тропами, часто сворачивая туда, где, казалось, и вовсе нет прохода, но каким-то образом всегда находя путь. Она двигалась настороженно, постоянно прислушиваясь, принюхиваясь, всматриваясь в тени. Олег старался не отставать и быть
Лес менялся. Они спустились с соснового плато и снова вошли в более влажные, тенистые низины, где преобладали ели, осины и густой подлесок из орешника и папоротника. Воздух стал тяжелее, пахло сыростью и прелой листвой. Но было что-то ещё. Какая-то… неправильность.
Сначала Олег не мог понять, что именно его беспокоит. Вроде бы всё было как обычно – деревья, мох, кусты. Но потом он заметил. Птицы. Их почти не было слышно. Раньше их щебет сопровождал их постоянно, менялись только виды и голоса в зависимости от типа леса. А здесь царила почти полная тишина, нарушаемая лишь их собственными шагами и шелестом ветра.
— Марфа, — тихо позвал он. — Птиц нет. Почему?
Марфа остановилась, тоже прислушиваясь. Её лицо было напряжённым.— Чую. Место… больное. Что-то здесь не так.
Они пошли дальше, ещё осторожнее. И вскоре Олег увидел другие признаки. Листва на некоторых кустах была покрыта странными, бурыми пятнами, словно обожжённая кислотой. Мох на камнях выглядел вялым, нездоровым, местами почерневшим. Он заметил белку, сидящую на ветке – она не скакала резво, как обычно, а сидела неподвижно, апатично, её мех был тусклым и взъерошенным. Она даже не обратила на них внимания.
— Что здесь произошло? — прошептал Олег. Ему стало не по себе. Это было похоже на… зону экологического бедствия из его мира. Отравленная почва, больные растения, апатия у животных.
Они подошли к небольшому ручью, который лениво тёк по дну лощины. Вода в нём была мутной, с радужными маслянистыми плёнками на поверхности. По берегам росла чахлая, пожелтевшая трава. От воды исходил слабый, но неприятный запах – смесь тины и чего-то химического, металлического.
— Не пей отсюда, — предостерегла Марфа, хотя Олег и сам бы не стал. — Вода мёртвая. Отравленная.
Олег нахмурился, всматриваясь в воду, в больные растения, в общую картину увядания.— Это… это не магия, да? Ну, не как тот морок у ручья. Это больше похоже на… отравление. Как будто что-то ядовитое попало в воду, в землю.
— Яд. Верно, — кивнула Марфа. Её голос был тихим и полным горечи. — Яд Железного Зверя. Или того, кто его послал. Он не только лес рубит и живое давит. Он и саму землю травит своим дыханием, своими… отходами. Куда он пройдёт – там долго ещё жизнь будет хворать. А если долго стоит на месте или погибает там… то яд глубоко в землю уходит, воду губит, корни травит. Вот что несёт Тьма, Олег. Не только смерть быструю, но и медленное увядание, отравление самой сути мира.
Она с болью посмотрела на чахлую траву у своих ног.— Равновесие нарушено. Мир болеет. И такие вот язвы появляются всё чаще. Птицы улетают из таких мест, звери уходят. Остаются только хворь да запустение.
Олег смотрел на отравленный ручей, и в его душе снова поднималась волна
— Но… можно это как-то… исправить? Очистить? — спросил он, хотя сам понимал тщетность вопроса. Если яд ушёл в землю, в воду…
Марфа покачала головой.— Время лечит. Дожди промоют, земля потихоньку сама себя очистит, если источник яда убрать. Но это долго. Годы, десятилетия могут пройти, пока жизнь сюда вернётся в полную силу. А если источник не убрать… если Зверей таких много станет… то лес может и не выдюжить. Станет мёртвой пустыней.
Она выпрямилась, её взгляд стал жёстким.— Вот почему твой путь важен, Олег. Не только ради тебя самого. Если Тьма победит, если Железные Звери заполонят мир – не останется ни Омутов Тихих, ни Хозяина Леса, ни деревень наших. Будет только лязг железа, ядовитый дым и мёртвая вода.
Слова Марфы упали тяжёлым грузом на сердце Олега. Теперь пророчество, выбор, ответственность – всё это обрело зримые, страшные черты. Речь шла не об абстрактной борьбе Света и Тьмы, а о спасении этого живого, дышащего, но уязвимого мира от той самой болезни, которая уже отравила его собственную реальность.
— Я понимаю, Марфа, — тихо сказал он. И в его голосе уже не было прежних сомнений. Была решимость. — Я сделаю всё, что смогу. Я должен научиться. Ради… ради всего этого.
— Тогда идём, — Марфа кивнула, и они осторожно пересекли отравленный ручей по выступающим камням, стараясь не касаться мутной воды. — Обойдём это больное место стороной. Нам нужна живая вода и чистый воздух.
Они оставили позади мрачную лощину, но образ отравленного ручья и больных растений надолго остался перед глазами Олега. Это было не просто препятствие на пути – это было предостережение. И напоминание о том, ради чего он должен дойти до Омутов Тихих.
Они шли уже несколько часов после привала у родника. Марфа вела их не по прямой, а сложными, запутанными тропами, часто сворачивая туда, где, казалось, и вовсе нет прохода, но каким-то образом всегда находя путь. Она двигалась настороженно, постоянно прислушиваясь, принюхиваясь, всматриваясь в тени. Олег старался не отставать и быть таким же внимательным, хотя его чувства были далеко не так обострены.
Лес менялся. Они спустились с соснового плато и снова вошли в более влажные, тенистые низины, где преобладали ели, осины и густой подлесок из орешника и папоротника. Воздух стал тяжелее, пахло сыростью и прелой листвой. Но было что-то ещё. Какая-то… неправильность.
Сначала Олег не мог понять, что именно его беспокоит. Вроде бы всё было как обычно – деревья, мох, кусты. Но потом он заметил. Птицы. Их почти не было слышно. Раньше их щебет сопровождал их постоянно, менялись только виды и голоса в зависимости от типа леса. А здесь царила почти полная тишина, нарушаемая лишь их собственными шагами и шелестом ветра.