Физик
Шрифт:
Ярина вытащила корень Живы из узла. Он светился мягко, как звезда, и его тепло разлилось по хижине, но тени дрогнули, как будто почувствовали угрозу. Она разломила корень, её пальцы дрожали, и положила его в миску, стоявшую у очага. Затем она добавила воды из фляги и начала шептать, её голос был как песня, что борется с тишиной.
Олег почувствовал, как гул Чернобога возвращается — низкий, тяжёлый, как поступь смерти. Тени в углах шевельнулись, и воздух стал плотнее, как будто кто-то сжал его в кулаке. Его искра вспыхнула слабо, но болезненно, и он услышал шёпот, холодный и липкий,
Он сжал посох, пытаясь заглушить шёпот. Он вспомнил Глубокий Лес, реку, их единство. Он не был один. Он шагнул к Ярине, его рука легла на её плечо, и он почувствовал, как их силы сливаются — её свет, его искра, тепло корня. Ворон встал рядом, его меч был поднят, как будто он мог разрубить саму тьму.
— Давай, пришлый, — буркнул он. — Сделай своё дело, или я начну рубить стены.
Олег закрыл глаза, сосредотачиваясь на искре. Она была слабой, но жива, как звезда в бурю. Он представил её не как огонь, а как реку — глубокую, спокойную, что течёт, несмотря на тьму. Он подумал о Марфе, о её вере в него, о Ярине, о Вороне, о своём мире — о детях, о запахе мела, о смехе Коли. Искра откликнулась, тепло разлилось по рукам, по посоху, по хижине.
Тени дрогнули, и гул Чернобога стал тише, как будто его голос терял силу. Корень Живы в миске засветился ярче, и его свет слился с посохом Ярины, с искрой Олега, создавая сияние, что резало тьму, как нож. Ярина шептала громче, её голос был как колокол, и отвар в миске начал дымиться, наполняя хижину запахом жизни.
Тень Чернобога вздрогнула, и шёпот стал криком — не словами, а болью, что била по нервам. Олег пошатнулся, но Ярина сжала его руку, и Ворон рыкнул, как зверь, что не сдаётся. Свет стал ярче, и тени начали растворяться, как дым на ветру. Гул стих, и шёпот исчез, оставив лишь тишину — не мёртвую, а живую, как дыхание леса.
Ярина выдохнула, её руки дрожали, но она подняла миску и поднесла её к губам Марфы. Отвар капал медленно, и Олег смотрел, как её грудь поднимается чуть сильнее, как серость на её лице начинает отступать. Она не открыла глаза, но её пальцы дрогнули, как будто искали свет.
— Она… живёт, — прошептала Ярина, её голос был полон слёз. — Мы успели.
Олег кивнул, его искра угасала, оставляя пустоту, но он чувствовал тепло — не от искры, а от их победы. Ворон опустил меч, его лицо было усталым, но глаза блестели.
— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он. — Ты начинаешь быть полезным.
Олег улыбнулся слабо, но не ответил. Он посмотрел на Марфу, на её слабое дыхание, на корень, что спас её. Они победили, но он знал — Чернобог не ушёл. Его тень была терпеливой, и она ждала. Где-то в глубине леса, в тенях, что не видел свет, он чувствовал её взгляд — холодный, как лезвие, что ждёт своего часа.
— Что теперь? — спросил он, глядя на Ярину.
Она посмотрела на Марфу, потом на него, её глаза были полны решимости.
— Мы ждём, — ответила она. — Она очнётся. А потом… мы готовимся. Он придёт.
Олег кивнул, чувствуя, как оберег остывает на запястье. Они спасли Марфу, но бой был не окончен. Чернобог смотрел, и его терпение было как буря, что собирается за горизонтом.
Свет очага
Ярина хлопотала у очага, готовя новый отвар — не из корня Живы, а из трав, что нашла в тайнике Марфы. Её движения были медленными, но точными, как у человека, что знает, что отдых — роскошь, которой нет. Её лицо всё ещё было бледным, но глаза горели, как у травницы, что видит жизнь там, где другие видят смерть. Марфа лежала на скамье, её дыхание стало ровнее, а щёки тронул слабый румянец. Она не очнулась, но её пальцы сжимали край одеяла, как будто цеплялись за мир. Ворон сидел у стены, его меч лежал рядом, а раненая рука была перевязана заново. Он выглядел как человек, что прошёл через ад и не собирается сдаваться, даже если ад придёт снова.
Тишина в хижине была мягкой, но Олег чувствовал, как под ней прячется эхо — шёпот Чернобога, что не исчез, а затаился, как хищник в засаде. Его искра была слабой, но он чувствовал её глубже, как реку, что течёт под землёй, готовую пробиться, если он найдёт путь. Он вспомнил, как их силы — его искра, свет Ярины, корень Живы — слились, отгоняя тьму. Это было равновесие, о котором говорила Марфа, но он не знал, как его удержать.
— Она очнётся, — сказала Ярина, не отрываясь от очага. Её голос был тихим, но твёрдым, как будто она убеждала не только их, но и себя. — Корень сделал своё дело. Теперь ей нужно время.
Олег кивнул, его пальцы коснулись оберега. Он хотел верить, но страх шептал: что, если Чернобог вернётся раньше? Он посмотрел на Марфу, на её спокойное лицо, и вспомнил её слова: «Ты можешь». Он сделал, но хватит ли этого?
Ворон кашлянул, привлекая внимание.
— Если эта старуха встанет, — буркнул он, — я потребую от неё кружку чего покрепче за все наши мучения. И от тебя, пришлый, тоже.
Олег улыбнулся слабо, чувствуя, как тепло Ворона разгоняет тень страха.
— Договорились, — ответил он. — Но только если ты перестанешь ворчать.
Ворон фыркнул, но его глаза блестели, и Олег понял — это была не просто шутка. Это была их связь, их сила, что держала их вместе. Ярина посмотрела на них, её губы дрогнули в улыбке, но тут же напряглись. Она подняла голову, её взгляд скользнул к входу.
— Ты слышишь? — спросила она тихо, её рука сжала посох.
Олег замер, прислушиваясь. Лес за порогом был тих, но эта тишина была неправильной — не мягкой, а тяжёлой, как перед грозой. Его искра дрогнула, и оберег на запястье стал горячим, как предупреждение. Он встал, сжимая посох, и шагнул к выходу, вглядываясь в тропу. Ничего. Только листья дрожали, как будто кто-то прошёл мимо, не оставив следов.