Фрейлина
Шрифт:
Все оказалось просто, а в чем-то и ожидаемо. Не знай я исходники, и вряд ли что-то поняла бы из ее сумбурных откровений. Но основное я знала, об остальном догадалась по-женски, сопоставив с ее словами.
На учебу в Смольный набирали раз в три года, выпуск — соответственно.
Для выпускниц это было Событием. Двенадцать лет каторги позади и праздник наконец — настоящий. И душевный подъем, и радость, и ожидание свободы, о которой столько уже намечтали! А для Ани, которая потом и кровью, можно сказать, добилась первого шифра, это еще и триумф, ожидание заслуженной награды. Она даже знала
Император и цесаревич не танцевали. Но они там были! Высоченные красавцы при параде. Николай и Михаил еще малы, так что, получается, особое внимание лучшим выпускницам уделял только Константин Николаевич. Девятнадцать лет, парадный морской мундир… да просто красивый молодой мужчина.
Легко представить, что чувствовала тогда Аня. Триумф победы, нервное ожидание праздника, новое ощущение себя в красивом платье, пафосная обстановка во время награждения, первое в ее жизни внимание интересного мужчины.
Как воспитанный кавалер, он мог что-то говорить ей, танцуя. Касался, смотрел… с интересом — я уверена. Я тоже считала Анну красивой. Не спорно, как Тая, а классически, безусловно.
Уверенная мужская рука на талии, запах его духов, тепло дыхания, ее рука во второй его руке. «Нежной и горячей» блин! Слаженное кружение в вальсе, чувство единения в танце — их было только двое на паркете бального зала. И во всей вселенной. С царевичем, между прочим.
И в какой-то момент, похоже, случился перебор всего этого, что-то надломилось внутри, как опора при избыточном весе. Хрупкое и трудноопределимое — один из винтиков психики. Она еще как-то продержалась две кадрили, которые Константин танцевал со вторым и третьим шифром. Получается, и с Таисией тоже. А когда царская семья удалилась, Анну и накрыло.
Нервный срыв, мозговая горячка, истерический приступ? Причина в нервном истощении, напряжении последних дней и всех долгих лет, эмоциональной надорванности? Случилось же отчего-то?
Несколько дней она была при смерти, не приходила в себя, бредила, поднялся жар. Еще месяц потом была слаба, как котенок. В это же время под диктовку бабушки написала прошение о фрейлинстве.
Где в это время была Тая, я не знала, но жили они не в одном месте, а потом встретились. Выпускной в Смольном обычно в конце марта… в мае Аня стала выходить из дому в сквер или парк. К тому времени она уже поняла, что не переносит рядом с собой чужих мужчин. Как у любой смолянки, проблемы с коммуникацией такого плана явно были и у Таи. Может и не такого масштаба, но всё из одного…
И непонятно чья затея, но девочки решили исправить ситуацию. А поскольку время поджимало и уже шились наряды для представления ко двору, решили клин клином, так сказать…
Отпрашивались на прогулку вблизи дома и, как-то договорившись с… кто там их сопровождал? Неважно. Они поодиночке расходились в разные стороны принимать «удар на себя». Чтобы закалиться, так сказать, в боях.
Судя по словам Ани, ничего у нее с этим не вышло и в следующие дни, расставшись с Таей, она незаметно возвращалась домой. Стыдясь своей трусости.
Но
— А с чего ты взяла, что получилось у меня? — гладила я вздрагивающие плечи.
— Ты сияла! Ты смогла — я поняла это. Ты победила! А я сдалась, и я… теперь… я… — крупно затрясло ее всю.
В панике я не придумала ничего, кроме отвлечь. Нужен был шок. Крепко встряхнула ее и громко выдала первое, что пришло на ум:
— Спокойной ночи, господа, гасите свечи…
А дальше… потом оно уже как-то само собой… На нервах, эмоциях? Или потому, что все-таки романс — вырвался, взлетел… а я вдруг поняла, что способна и даже умею.
И пускай не Лепс — экспрессия не та, но и в женском исполнении… для меня накал переживаний ощущался не меньшим. Смолянкам с голосом вокал ставили — лучше или хуже, а у Таи голос был. Пусть и подрагивал сейчас от волнения, но — свежий, звучный, легкий, без усилия… я вообще не разбиралась в этом! Но открытие отозвалось внутри странной радостью. Аня притихла.
Сглотнув волнение, я взглянула куда-то в небо и, восстановив дыхание, рискнула взять выше:
— И будут ангелы летать над вашим домом!
Луна рассыплет жемчуга…
Анька вдруг легонько обхватила мои щеки ладошками и, сияя мокрыми глазами, беззвучно открывала рот, будто подпевая в лад припеву. Заканчивала я уже почти шепотом:
— Да будет мир вам и покой…
— Они тоже твои, да?! Таис, но ведь их не было в альбоме!
— Запишу. Положить на ноты и получится неплохой романс, — врала я на голубом глазу.
— Уже! Это уже романс. Я помогу, я обязательно…
Двести лет почти! Иногда, чтобы выжить, можно и соврать. А еще для меня прояснялась причина той непонятной радости…
Что-то внутри меня сообразило чуть раньше: не танцую, не музицирую, не вышиваю… чего еще я не умею из того, что обязана уметь каждая смолянка? А! Еще и писчим пером не умею пользоваться, чтобы элементарно записать «новое». Но теперь у меня есть стихи. Не мои — Таины, так почему и не чьи-то еще? С этим я уже смогу хоть как-то лавировать. Пока совсем не утону во вранье…
С опозданием сообразив и испуганно оглянувшись вокруг, нечаянных слушателей я не обнаружила. Развернув Анну на выход, бросила последний взгляд на Маркизову лужу, усыпанную парусами разного размера и каменную россыпь на берегу. Ближе к Кронштадту на воде знакомо темнели угрюмые форты, а вот Петербург без Лахта-центра и высоток уже не узнавался.
Ах да — камни.
Они не доходили до воды, но не так, чтобы много. Не показатель, в общем — в засушливое лето Финский мелел и сильно. Значит залив образовался гораздо раньше и, скорее всего, вода пришла разом, внезапно, раз на дне находили остатки простых строений и заборов с коваными гвоздями. То есть… эксперимент не удался, мне загадка не открылась. Но обнаружился голос. Не уникальный, но для исполнения где-нибудь в женском будуаре — вполне. Или буду «сочинять», исполнитель всяко найдется. Да и творческим людям всегда полагается скидка на странности, а я сильно опасалась, что у меня они пойдут сплошняком.