Фрейлина
Шрифт:
Жаль, что он воспитан иначе.
Задыхался сейчас… не хватало воздуха, свободы не хватало! Свободы решать за себя, любить, жить, как хочет…
Чуть снижало накал ситуации отсутствие ревности. Помнил, как люто ревновал ее к Сергею Загорянскому, но сейчас этого не было — верил, что все так, как сказала Таис. Там просто хороший человек… которого он, не задумываясь, вызвал бы. Иного выхода просто не видел, но и этот уже невозможен — тот просто помог.
Смириться? А чем жить тогда — в душащих рамках, в серости эмоций… все-таки постепенно
— Прости, братец…
Уже дома, переодевшись в сухое и влив в себя по настоянию Прохора чарку водки, Костя упал на постель. Постарался отрешиться от горечи и отчаяния, вспоминая хорошее: поцелуи и ее всю — искреннюю, открытую, честную во всем и всегда. Перепуганную и потерянную в темном парке, так нуждающуюся в защите — в нем.
И она ведь тоже… Но зная Таис… он улыбнулся темноте. Зная ее, не стоило ожидать ответных признаний. А ему и не нужно — и так все понял и почувствовал. Она обещала верность, а значит время еще есть… какое-то время для поиска лучшего из решений. Но не слишком долго — долго не выдержать.
Потихоньку он проваливался в сон, где скрипели садовые качели и звучал женский смех. Мышцы рук и ног ощутимо напрягались во сне, раскачивая их двоих. Взлетев до небес, они с хохотом падали вниз и взлетали опять…
— Кост и, — растерянно протянула Ольга, увидев его: — Ты здоров?
— Оли… — усмехнулся брат, — а ты помнишь, откуда взялись эти прозвища? Кости, Оли, Никса, Мэри, Адини… Низи?
— У нас родовые имена… слишком часто повторяющиеся? Хотелось свободы от них, хотелось нового! — подхватила сестра.
— Ты счастлива сейчас, свободна… Оленька? — ласково провел брат рукой по гладко убранным волосам и нежной щеке, отмечая, как меняется выражение лица Ольги на решительное, почти непримиримое.
— Не отвечай. С тобой сделали то же самое. Я помню, как светилась ты подле Саши… прости, если делаю больно. А что мне делать, скажи? Ты самая разумная из нас, тебе я поверю.
— Тогда уйди сейчас и не приходи сегодня, Костя. Не хочу, чтобы и тебе было больно. Потерпи этот день, дальше станет легче.
— Всего день? — задумался мужчина.
Не помнил, что делал весь этот день. Пытался читать, терзал виолончель, скакал опять — вдоль дороги, ведущей на Петербург. Мимо прекрасных особняков, утопающих в садах и дворцов. Построенных в соответствии с «каменною изрядно архитектурой» — как и велел великий Петр.
Дорога тянулась вдоль моря и не уступала по красоте дороге от Парижа к королевской резиденции в Версале.
Но Костя мало что видел помимо стелющейся под копыта грунтовой дороги и вороной гривы. Возвращался медленным аллюром, понимая, что Ольга права — нельзя ему сейчас туда. Ради Таис нельзя.
И не
Но он успел. Встал в дверях залы и среди немногих присутствующих — человек двадцати всего, сразу выхватил взглядом белоснежное платье и всю ее — совершенно удивительную в новом образе. Образе невесты.
Решительно шагнул внутрь, извинившись за опоздание перед хозяйкой вечера. Ольга смотрела встревоженно, но Костя улыбнулся ей и подошел поздравить Фредерика Августа и Таис. Первому крепко пожал руку, прямо взглянув в глаза. Таис же…
— Не было времени найти достойный подарок, Таисия Алексеевна, однако же…
— Ничего страшного, я и не ждала… — пробормотала та, глядя опасливо и настороженно.
— И напрасно… вот — держите на память, — отстегнул он от пояса военно-морской кортик.
— Константин Николаевич… самое дорогое? Символ офицерской чести и верности долгу? — среди полной тишины позволил себе высказаться муж Марии.
— Самое дорогое для офицера сама честь, Максимилиан, тебе ли не знать, — улыбнулся ему Константин, — продолжайте, господа. Вероятно, я чему-то помешал?
— Пожалуй, уже и ничему — nehrr prinz und prinzessin, в честь которых прием, покидают нас. Отъезжают уже ранним утром, — отстраненно заметил Карл.
Костя отчаянно улыбнулся, обернувшись к Ольге — что ж не сказала?
— Тогда и я откланяюсь, — поцеловав сестре руку, четким шагом направился он на выход — к отцу, к чертям, в задницу морскому царю!
Сили закончились, запал иссяк, воля противостоять испытанию — тоже. Все сразу теряло смысл с ее отъездом. Нужно было найти какую-нибудь нору, забиться в нее и переждать там. Слишком внезапно все для него оказалось, слишком… непереносимо.
Уже в дверях услышал и резко остановился:
— Разрешите мне… напоследок. На прощание, — раздался решительный девичий голос, — это будет романс. И пускай — акапельно. Посвящается героям двенадцатого года. Тем, кто сложил головы на поле битвы и тем, кому еще предстоит это в будущем, — глубоко вдохнула она и вступила чуть подрагивающим от волнения голосом:
— Вы, чьи широкие шинели напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели и голоса… и голоса…
И чьи глаза, как бриллианты на сердце выжигали след
Очаровательные франты… очаровательные франты минувших лет…
На залу упала тишина. Она и только голос — голос Таис, который окреп и стал увереннее:
— Одним ожесточеньем воли вы брали сердце и скалу.
Царя на каждом бранном поле и на балу… и на балу… — упрямо мотнув головой, продолжала она.
В ее исполнении музыкальный слух Константина не находил единого дыхания и непрерывности течения музыкальной мысли. Но короткие, интонационно выразительные мелодические обороты как будто «парили» в воздушной атмосфере громко звучащих пауз.