Фрейлина
Шрифт:
— Где я могу найти своего мужа, не подскажешь?
— Он не стал будить вас, барышня… пожалел? — разогнулась горничная, — все убыли на морскую прогулку — Ольга Николаевна с мужем и многие гости тоже.
— Здорово, — отстраненно отметила я.
По-свински как-то это… или нет? Ну да ладно, продолжим пока в таком формате, а там видно будет.
— Скажи, все мои вещи уже перенесли сюда?
— Когда бы это, Таисия Алексеевна? — удивилась горничная, — тут с этим бы разобраться.
— Я договорюсь с мужем… до отъезда поживу
— Как скажете. А что там будет удобнее — так и есть…
Подумав и покусав кончик ручки… нахмурившись, я старательно нацарапала вежливую записку для Фредерика — мотивируя, как Ирме. Ждать его в комнате, чтобы донести мысль устно, не видела смысла — морская прогулка с пикником на палубе может затянуться и до ночи.
Не представляя, где мог быть сейчас Миша, я посидела, подумала и решила, что может и к лучшему — прощаться с Петергофом лучше в одиночестве. Переоделась на прогулку уже в домике. Накинув шаль, предупредила Ирму, где искать меня если что, и направилась в Нижний парк.
Слова о морской прогулке стали решающими, наверное — меня потянуло на берег Финского.
В это время в Петергофе было две пристани — Купеческая или Петергофская… в наше время ее уже не существует. В малую воду видны только остатки ряжей и быков. Ну и пристань Военной гавани, которая в Нижнем парке.
Еще раньше Морской канал, который ею заканчивается и ковш у Большого каскада тоже использовались, как парадный вход с моря во дворец — лодки подходили прямо к его подножию. Позже, уже при Анне Иоанновне появился фонтан «Самсон», а через Морской канал перекинули мостики. Так он и утратил судоходное значение — вспоминая все это, я медленно шла вдоль него по аллее Фонтанов.
Не дойдя до пристани, где сновали люди, свернула на Морскую аллею к Монплезиру, собираясь обогнуть потом Большую оранжерею и выйти к своему домику.
Еще не темнело, но пасмурное небо точно обещало дождь — не сегодня, так завтра. И так погода слишком долго баловала пасмурный регион.
Под пологом парка повисла почти полная тишина — стоя на месте, можно было слышать свое дыхание. Без малейшего дуновения ветра и шелеста листьев тишина… такая бывает как раз перед дождем. Что и распугало похоже гуляющих — дорожки Нижнего были пустынны. Чувство, что вот-вот начнется мелкий и тихий обложной дождь, не отпускало и меня.
Но как же здесь хорошо!
Вот только комары… так что я вышла к берегу и присела на камень — здесь чуточку задувало, водная гладь слегка подрагивала. И очевидно, слабого ветра с Балтики хватало, чтобы наполнить легкие паруса прогулочных судов — они виднелись по всему заливу. А на рейде Военной гавани швартовался большой корабль.
Я засмотрелась — прямо на моих глазах исчезли паруса, оставив на виду поперечные росчерки мачт. От борта отвалила шлюпка. Дружно поднялись, повинуясь громкой команде, весла… беззвучно упали
И свет… такое освещение странное! Почти нереальное. Скомканные облака… где нежные и почти прозрачные — они и давали его, а где темные от непролитого дождя, укрыли все небо. Но казалось, что из-за этого видно только дальше и пронзительнее. Непередаваемая красота… сказочное очарование момента — такое случается только иногда и вспоминается потом долго-долго.
Я запомню Финский таким — преддождевым и настороженным. Печальным, тихим и теплым.
Вздохнув, я проследила взглядом шлюпку — та летела птицей, направляясь к причалу Военной пристани. Длинные весла мелькали, как крылья.
Жаль… расстроено прошлась я взглядом по парусникам далеко на воде — тоже с удовольствием покаталась бы. Не взять меня, конечно, было решением Фредерика. И даже голову ломать не нужно, разыскивая причину — все на поверхности.
Разность менталитетов штука опасная, а у нас они слишком разные. Начать уже с того, что мужской и женский. Еще и национальный. А века между нами? Вряд ли он обиделся на практичность маменьки, а вот я накосячила…
Зябко пожала плечами — извинюсь тогда, что ли?
Холодной вражды не хотелось бы, это путь в никуда. Да и в чужом краю я буду зависеть от него и очень сильно. Нужно наводить мосты.
Настроение оставалось слегка грустным, но ровным. Окружающая красота сгладила внутренний негатив.
Обогнув Монплезир, я сразу свернула направо, собираясь уже возвращаться — не хватало попасть под дождь. Гуляющих так и не было, только проехал по соседней аллее конный казачий патруль — еще издалека я узнала их по шапкам.
Поглядывая на небо, заметила, что тонкие просветы, обеспечившие удивительный световой эффект, сокращаются, а темного становится все больше. Еще не совсем вечер, но… на Нижний тихо опускались сумерки.
И комаров становилось все больше. Взгляд уловил почти молниеносное движение в стороне, знакомое еще по тому времени — летучие мыши. Наши северные мышки маленькие и шустрые, кормятся они комарами и живут в старых дуплистых деревьях, а таких в Нижнем и сейчас хватало. Укутавшись в шаль по уши, я подходила к Большой оранжерее, а там уже рукой подать…
Еще раньше обратила внимание — мятного цвета платье странно светилось в наступающих сумерках шелковыми нитями. Почти, как неоновое.
И вдруг!..
Я истошно завизжала, обеими руками сбрасывая с себя рухнувший с неба темный комок… второй, и третий. Шарахнулась в сторону, чуть не упав — мыши! Мать же их… мыши же!
Руки тряслись, и ужас… ужас! Глупый, иррациональный — от неожиданности. Сердце колотилось. Оглянулась — ко мне кто-то бежал. Господи… я в жизни так не визжала. Стыдно как — спрятала я лицо в ладонях и сразу испуганно оглянулась вокруг — их же тут сотни, тысячи.
— Таисия… Алексеевна. Я искал вас! — вместе с шорохом каменной крошки раздалось совсем рядом.