Фронтир
Шрифт:
— Из них я узнал только Госса Крибеджа. Остальных, кого сумел разглядеть, я не знаю. Они ещё стараются быть не узнанными. Пока стараются, — добавил он, подумав.
— Ты знаешь, где он обычно живёт?
— Конечно, — твёрдым голосом ответил Баррис. — Собирайся, я только ещё разок взгляну на вашего… хм… бродягу.
Потом вздохнул, покачал головой и вышел.
Проводив его взглядом, Сержант сунул руку в карман, который топорщился, заставляя обратить на себя внимание. Ладонь наткнулась на смятый лист обычной писчей бумаги, который порвался, когда он неловко вытаскивал его наружу. Увидев строчки знакомого почерка, Сержант поторопился
Сержант, всё рушится. Самоин не пришел на вызов, потому что не мог. Я нашел его дома, повешенным на перекладине в гимнастической комнате. Наше счастье, если это действительно суицид. Снова прорыв на севере и один ещё назревает, я ждал, сколько мог, теперь ухожу. Нас уже на два человека меньше, если считать и погибшего Нириста, так что сейчас все на счету. Сержант, тебя я отправляю в свободное плаванье…
«Спасибо».
…поскольку понимаю все обстоятельства, но действовать тебе придется одному. Найдёшь Кеиру, сразу свяжись со мной, будем решать, что делать дальше. Помни, ты нам нужен. Жаль, что не могу ничем иным помочь в столь трудный момент. Мы и не поговорили даже толком. Не знаю, будет ли время. А теперь иди, но не делай никогда того, что заставит потом себя ненавидеть. И не думай, что ты можешь всё. Ты только человек.
Да, ещё одно: позаботься о бродяге. Обязательно.
Подписи не было.
Оторвавшись от этих строчек, Сержант невольно взглянул на дверь, ведущую в другую комнату. «Ты простишь меня. Я знаю, простишь. А вот сможет ли меня простить Кеира, что сейчас оказалась в их власти. Простит ли Учитель то, что в трудную минуту, когда каждый человек на счету, я ничем не могу ему помочь. Это ведь я виноват в том, что долг разрывает меня на части, разбираться со всем этим нужно было куда раньше, даже до того нападения на холме. Так больше не получается, подчиняться одному и другому долгу сразу. Только одному, и прости меня за то, что я слишком поздно понял, какому именно».
Сержант, деловито срывая неподатливый коллоид с ноги, размышлял над словами записки. За скупыми словами таилась горечь. Это был первый раз, когда Учитель и Сержант не поняли друг друга. Ученик ушёл, причем ушёл, прекрасно осознавая факт ухода. Теперь их пути разошлись. Его долг не совпал с долгом Учителя.
Мысли мелькнули и исчезли, Сержант отряхнул руки от чёрной шелухи. Его голос стал резким и чётким, он будто вновь отдавал приказы своему Легиону.
— Как они смогли проникнуть в дом?
Показавшийся немедленно Баррис лишь помотал головой.
— Внутри всё было вверх дном, но на гермовходе ни единой царапины, словно дверь открыли изнутри.
— Ладно, с этим потом, — сказал Гость, застегивая плащ и делая движение к выходу. — Нашей связью пользоваться умеешь?
Баррис кивнул, сбитый с толку.
— Возьми, — протянул оцарапанную серебристую призму Сержант, — будешь сидеть с бродягой, в случае чего — позовёшь кого-нибудь, хотя они нескоро смогут прийти. Если ничего важного не случится, дождись меня. Дай мне координаты дома Госса. Если сам не сумею найти, — Сержант недобро оскалился, — спрошу кого-нибудь из ваших.
Уже выходя в коридор, Сержант услышал напряженное «я с тобой». Он обернулся и внимательно посмотрел Баррису в глаза. Тот был твёрд. Было ясно, что он не останется здесь и после прямого приказа. Там убили его друзей, может, будут еще смерти.
…но
«Почему она так важна для людей, возможность спокойно смотреть по утрам в глаза своему отражению в зеркале? Не знаю и знать не хочу. За бродягой могут последить соседи. Это они не услышали, как Кеиру… или не захотели слышать, потому что всё равно ничего не могли поделать, или им было просто всё равно. Вот на чьём месте я бы точно оказаться не хотел».
— Ладно, пошли. Надо пройтись по домам, позвать кого-нибудь дежурить здесь вместо тебя.
Снова зарядил дождь.
Ашрам преобразился.
Ещё вчера он всё так же тонул в полумраке, чей бесцветный полог гасил все краски, заглушал все звуки, скрывал всякую жизнь. Мне было уютно в толще этих обволакивающих складок, здесь дни превращались в годы, а годы в десятилетия так же спокойно и смиренно, как и любая жизнь в моём мире с тех пор, как этот мир стал царством дней Прощания.
Единственным, что отличало ашрам от остального тлетворного пространства, был призрачный огонёк, свет надежды.
Подумать так, она была совершенно бесполезной, эта дарёная искра. Она не грела, не прибавляла сил и не облегчала страдания. Она лишь обещала.
Что однажды что-то изменится. Что молитвы мои не бесплодны. Что на Альфе ещё тлеет жизнь, которая больше чем просто жизнь. Твоя, моя, ещё кого-то. Глубже, чем счастье. Больше, чем радость. Богаче, чем что бы то ни было материальное и нематериальное тоже.
Так длилась целая вечность в тишине, молитве и уединении.
Пока однажды искра не вспыхнула.
Ярко, яростно, гневливо.
И этот новый огонь впервые начал меня греть.
Даже не так.
От близости к нему горели протянутые ладони, он прожигал мне веки насквозь, но оттого лишь сильнее я стремился к нему прильнуть. Обетованное на моих глазах становилось явью. И явь эта с каждым новым мгновением лишь обретала силу.
Ливень разошёлся не на шутку. Плотные струи стегали по зарослям дурной травы-резуницы, успешно справившейся с радиацией, и теперь буйно разросшейся вокруг поселка беженцев, приютившегося у некогда необжитых восточных отрогов Кряжа Сиари. Стихия бушевала, словно вознамерившись сравнять с землей все оставшиеся напоминания о существовании на Альфе разумной жизни, так обошедшейся с собой и со своим миром. Периодически начинал щёлкать по мокрым листьям град, на земле хрустела ледяная каша вперемешку с грязью. Покрытые синяками усталые плечи болели от напряжения. Сержант глубоко вдохнул полный грозового озона воздух и, проводив взглядом очередную молнию, вернулся к изучению огней в окнах.
Уже темнело — позади остались сутки поисков и две сотни проделанных в этих поисках километров. Укрытие было идеальным. Помимо воли Сержанта разглядеть его со стороны было невозможно. Он решил для себя, что три минуты — то самое время, за которое не подозревавший о слежке наводчик окончательно наведет внутри шорох. Оставалось немного, Сержант бесшумно опустился в примятую градом полутораметровую траву.
Если бы не потерянное время. Стараясь не возвращаться мыслями к его главной цели — внимание не должно распыляться, первое правило оперативника — Сержант аккуратно снял повязку с предплечья и, осмотрев рану, достал новый пакет.