Фронтир
Шрифт:
Сержант начал искать то, чего не искал никто.
Каждый житель любого из сотен миров, по которым расселилось человечество, с рождения знал вкус своего мира, его тепло, и даже покидая эти материнские объятия, человек как правило стремился лишь к тому, чтобы обрести иной, ещё более благодатный мир.
Постоянных жителей орбитальных платформ или космических крепостей было мало, на них смотрели непонимающе, подозревая в какой-то особой нечувствительности или наоборот, чрезмерной всеядности вечного космического бродяги. Несчастье Пентарры и проклятие Кандидата поневоле сделало Сержанта одним из подобных бродяг. Но по той же причине он был примером человека, который по-настоящему
И посещаемые им Потерянные миры давали лишний повод для его размышлений. Эти миры были холодными и негостеприимными. В этом была их главная трагедия. Точно также первые колонисты после Века Вне, оставив запёкшуюся на километр вглубь до состояний шлака Старую Терру, пережили страшное разочарование, ступив на твердь новых миров.
Они вовсе не были, по словам древнего поэта, безжалостными. Они были безжизненными. И понадобились тысячелетия формирования института Совета, должна была настать Третья Эпоха, Эпоха Вечных, чтобы те, кто некогда спасли человечество, сумели создать ему новый дом, сотни новых домов. По одному на Вечного, по Вечному на мир.
То, что Сержант помнил из детства, особый уют родного дома, любимой Пентарры, порождалось одним лишь эффектом присутствия на Пентарре Вечного Хронара. Эффектом, но не результатом какого-то особого его воздействия. Хором миллиардов людей, дававших ему опору, составлявших его истинное «я». Сержант не знал, что стало с самим Хронаром как с Избранным Некогда он был человеком, у которого есть физическое тело, пусть оно и оставалось ненужным рудиментом, напоминанием о прошлом, не более. Как и всякий человек, ему было дано выжить в горниле планетарной катастрофы. Выжил же Рэдди Ковальский. Но что бы с ним в итоге ни стало, Сержант теперь ясно понимал, прежним Хронару уже не быть. Так погибший мир погибает в каком-то высшем смысле этого слова, а не просто как арифметическая сумма миллиардов чужих смертей. И гибнет он вместе со своим Вечным.
Сержанту понадобилась целая жизнь на то, чтобы осознать трагедию той жертвы, но чтобы понять чудовищность гибели самого родного мира, ему достаточно было просто вернуться на Альфу.
Он чувствовал, что даже не случись дней Прощания, всего того рукотворного огненного хаоса, несущего смерть, чему Сержант некогда стал невольным свидетелем, этот мир бы тоже непременно погиб. И смерть в ядерном пламени для многих из жителей Альфы, как ни чудовищно это звучит, стала бы избавлением, меньшим из зол. Именно в этом заключалась суть случившегося всепланетного самоубийства.
Кое-что они потеряли гораздо раньше. То, что важнее жизни.
Что это могло быть, у жителей Потерянного мира, живущего своим одиночеством, не помнящего наследия погибшей Терры, не знающего Вечных, которые заменили собой человеку потерянный дом.
И Сержант начал искать, только гораздо позже нехотя признавшись самому себе, что именно за этим его позвал сюда Учитель, позже всех включив его в состав Миссии.
Искалеченная полуслепая ищейка. Кандидат, потерявший способности Кандидата. Инвалид на костылях следовых имплантатов. Разочаровавшийся в собственной войне солдат. Одиночка, переживший своих боевых товарищей и по собственной воле расставшийся с остальными близкими. Человек, забывший, что такое счастье, любовь, радость, слава, успех и надежда.
О, он довольно быстро справился со своей задачей.
Учение Тетсухары, составлявшее основу местной докризисной религии, представляло собой традиционный сплав из новохристианских доктрин времён начала Второй эпохи, более поздних включений, происходивших в основном из недр
Вполне мифический Тетсухара разговаривал с Богом как с человеком. На то указывали специфические артикли сакрального языка Альфы, это правило ни разу не нарушалось, притом, что в остальном Учение избегало как вопросов креационизма, так и вообще софистических тем природы божественного. И никто эту литературную загадку до сих пор не смог разгадать. Сержант, до той поры о подобных вещах вообще не задумывавшийся, нашёл ответ буквально сразу. Ему в этом помог опыт Элдории и, в чём-то, Аракора.
По всему выходило, что каким-то неведомым образом Альфа обзавелась собственным метаразумом, возможно, его источник был внешним, как не раз бывало в галактической истории, возможно, это произошло как-то иначе, ясно было другое — метаразум спал, а затем, однажды пробудившись, тут же сыграл роль спускового механизма планетарного самоубийства, после чего загадочное нечто исчезло вместе с погибшим населением. Плазмокинетические «искры» уцелевших ашрамов погасли.
Сержант почти всё своё невеликое оставшееся свободное от обязанностей участника Миссии время тратил на облёт сотен и тысяч опустевших молельных залов, комнат и клетушек, разбросанных по планете безо всякого видимого порядка. Везде одно и то же — безмолвие запустения, напоминающее о ещё одной старой могиле — вновь зазеленевшей стараниями поколений панбиологов Старой Терре, оставшейся без собственной души после гибели Матери.
Сержант уже начинал отчаиваться преуспеть в этом предприятии, назначена была даже дата, когда он решил поговорить о своём предположении с Учителем, однако ничего никому говорить не пришлось. Да и смысл — если Альфа погибла настолько, значит, она погибла в значительно большей степени, чем просто потеряв большую часть своих серолицых жителей, которых теперь именовали за глаза просто беженцами.
Если их тоска — это тоска по тому, что их некогда объединяло, то это была тоска, с которой ничего нельзя было поделать. Если же он прав и надежда есть… тогда тем более, Сержанту не следовало раньше времени ничего говорить Учителю. Это была его личная разгадка тайны дней Прощания. Дел Миссии она будет касаться, только если безумная надежда вдруг станет явью. И у этих людей появится не только настоящее и будущее.
Так было до поры. Пока однажды не переменилось.
Тот крошечный затерянный в горах ашрам он отыскал случайно. Под брюхом несущегося на полной скорости скаута мелькнуло нечто, нарушающее однообразный вид окружающего мира. Церебр тут же дал целеуказание, похоже, там до сих пор кто-то жил, записи фиксировали давнее посещение этого места спасательными патрулями.
Синяя искра едва светилась, а старик-служитель с безумными глазами не мог толком ответить на его вопросы, разговаривая скорее молчаливыми жестами, нежели обрывками слов, но Сержант был так рад этой находке, что решил не возвращаться на старый маршрут, а тотчас направился сюда, на край океана.