Фронтир
Шрифт:
Он оглянулся на серую голую землю вокруг, провёл взглядом по черте, отделяющей её от пустоты обрыва и, ни о чём уже не думая, повёл отчаянно протестующий скаут сквозь толщу восходящих потоков, заставил его спуститься сюда, на дно каменной пропасти, на узкую полоску хлюпающего берега между рёвом волн и холодным терпением суши.
Это было символическое место. Даже более символическое, чем голубая искра над каменным алтарём. В темноте и безумии умирающей Альфы что-то по-прежнему жило своей жизнью. А значит, у Альфы есть надежда однажды
Это и было ответом на вопрос, зачем он здесь. Однажды он увидит эту жизнь в виде яви, а не подбрасываемых неживой природой аллегорий. Каменная пропасть и одинокий калека. Лишь бы в следующий раз соотношение сил было хоть чуточку в его пользу. Тогда он всё-таки сумеет осветить этот мрак.
Ксил отчаянно пыталась нащупать вокруг себя хоть что-то знакомое, но горячечная ладонь сослепу натыкалась то на сплетения каких-то проводов, то на тёплые едва заметно вибрирующие плоскости, назначение которых ей оставалось непонятным.
Как непонятным ей оставалось и состояние её самой — ослепшей, оглохшей, едва способной со спазматическим свистом дышать мясной туши.
Вряд ли она в тот момент могла претендовать на звание разумного существа, гордого носителя звания Ксил Эру-Ильтан, гостя из других миров, могучего чуженаблюдателя.
Беспомощность новорожденного могла бы показаться ей в тот миг чем-то куда как привлекательным, на фоне её текущего плачевного положения. Новорожденный хотя бы не осознаёт собственную беспомощность. Для него мир ещё не делится на спасительное внутри и враждебное снаружи. Он вовсе не способен постичь ни себя, ни собственную самость, для него не существует понятий «я», «мир», у него нет целей и нет особых тревог, ничего, кроме общего чувства угрозы самому своему существованию. Он ещё не знает, что такое голод, холод и железные тиски времени, которое уходит мимо тебя без малейшего шанса обернуться вспять.
Упущенные секунды не вернёшь, упущенными шансами не воспользуешься вновь. Единожды потеряв, себя не отыщешь, слишком широка вокруг вселенная, слишком легко там заблудиться.
Ксил без устали продолжала пытаться нащупать вокруг хоть какой-то знак, что подскажет ей, кто она такая и что тут делает.
— Бу-бу-бу, — гулкий звук донёсся к ней откуда-то издалека, успевая по пути напрочь спутаться в гулкую кашу, из которой невозможно было извлечь никакой информации, никакой видимой пользы.
Кто это сказал?
Впрочем, она, кажется, начала смутно припоминать. Детские черты, железная воля, чужинские глаза. Ирн. Причём тут ирн?
Кажется, Ксил всё-таки удалось ухватиться за проблеск яви, нехотя пробившейся к ней сквозь аморфную вату сенсорной бессвязицы. Возвращаться из небытия всегда непросто, но в данном случае это было непросто вдвойне. Кажется, она и правда совершила всё ту же ошибку, которую только может совершить Ксил. Обратилась к Создателю напрямую, и теперь пожинает плоды собственной
В буквальном смысле восставая из пепла.
— Пить…
Патрубок с чуть солоноватой тёплой жидкостью послушно приблизился к её растресканным губам, глоток, ещё глоток, так гораздо лучше.
Ксил тут же судорожно закашлялась.
— Ну что же вы, голубушка, приходите в себя, не томите!
Легко сказать.
— Сколько… кх, сколько меня не было?
— Ну, я бы не сказала, что совсем уж не было…
— Сколько?
— Около двух ваших стандартных часов. Довольно неприятное зрелище, я вам так скажу. К тому же плохо сочетаемое с различными законами сохранения и фундаментальной термодинамики.
Да уж наверное.
— Помогите мне… помогите мне подняться.
Из одежды теперь на ней оставалась только больничная пижама с прорезями для удобства медицинских манипуляций. Интересно, кто поспособствовал? Вряд ли ирну было какое-то дело до чьих-то неприкрытых телес. Видимо, стандартная программа медлабы. Так вот где она очнулась. Логично.
Острые косточки ирна служили неважной опорой, казалось, Ксил сейчас же повалится на стерильную палубу отсека, но минуты шли, а пол качался всё ленивее, а зрачки фокусировались всё чётче.
— И всё же, — ирн задумалась, как бы поточнее сформулировать, — каков результат?
— Создатель принял наши аргументы.
— Вот так просто? Так это же замечательно! Или… или нет?
Неуверенность в голосе ирна, эта штука всегда дорогого стоит, настолько редкая вещь во вселенной.
— Он принял наши аргументы, но, разумеется, выдвинул в ответ свои. Создатель не то существо, которое стоит посвящать в свои планы, если рассчитываешь, что они в итоге останутся неизменными.
— Звучит так, будто я должна пожалеть, что вообще к вам обратилась.
Возможно, всё ровно так и обстояло.
— Назад пути в любом случае больше нет. И впереди у нас ещё много трудов, если мы и правда согласимся всё это довести до конца.
Ирн глядела на неё, руки в боки, больше всего и правда напоминая сейчас рассерженного ребёнка, которому сообщили, что мир вокруг не так прост, как она ожидала.
— И что же нам за труды такие предстоят?
Ксил только головой тряхнула. Им предстоит провести ещё массу времени наедине, чтобы это обсудить. Нет смысла торопиться.
— Вы знаете, я только сейчас догадалась, что вряд ли наше обращение к Создателю оказалось для него хоть в ничтожной степени неожиданным.
— Почему вы так решили, милочка?
— Потому что мы с вами сейчас на борту «Лебедя», единственного в Галактике корабля, который способен не только пересекать пустоты Войда с Избранным на борту, то есть — вот ведь совпадение — с нами двоими, но и самое главное — являясь творением дактилей Тсауни, на борту «Лебедя» возможно настичь одного из них, пусть, в некоторой степени, и против его воли.