Фрося
Шрифт:
эсэсовцев стали устраивать рейды против партизан.
Сопровождаемые местными полицаями.
Немцы обложили так, что невозможно пройти на восток на соединение с наступающей
нашей армией. Взяв, как обычно, приготовленный мех с продуктами, партизаны, тепло
распрощавшись, удалились.
Наступила долгая, тревожная тишина.
Деревня жила своей жизнью и только иногда сюда доходили слухи о происходящем в
мире, и в непосредственной близости от них.
После мартовского приезда
и других овощей на Фросю легла тяжёлым бременем, ведь на её руках было трое
малолетних ребят.
С трёхлетними Стасиком и Аней было проблем больше, чем с полуторагодовалым
Андрейкой, они предводимые шустрой девочкой залазили во все дыры, куда кажется и
залезть нельзя, вечно перемазывались, царапались и бились, и поэтому Фросе скучать
было вроде и некогда.
Но тревога за Алеся росла с каждым днём и после тяжёлого дня в хлопотах по хозяйству,
и возни с детьми, приходили порой бессонные ночи, и на утро подушка была мокрой от
слёз.
Вскоре, с наступлением погожих июньских дней, канонада стала слышна не только
ночью, но и днём.
Всё чаще над деревни, пролетали на запад эскадрильи самолётов со звёздочками на
крыльях.
Неожиданно наступила тишина.
Кто-то из сельчан побывал в городе и сообщил, что Поставы уже освобождены красной
армией, и там налаживается мирная жизнь.
Фрося упросила тётку Маню присмотреть за хозяйством и детьми до вечера, а сама с
самого утра отправилась пешком в Поставы. Менее чем через два часа она уже вошла на
окраину города.
Прошла мимо своей, а точней, Степановой избы, но в груди ничего не ёкнуло и быстро
зашагала в сторону костёла, больше ей идти было некуда.
Вдалеке громыхали поезда, мимо проносились машины с солдатами, которые лихо
свистели вслед молодой и красивой женщине, но та не обращая внимания на всё
происходящее вокруг неё, целеустремлённо приближалась к костёлу.
Фрося открыла тяжёлую дубовую дверь католического храма и с солнечного света вошла
в тишину, и полумрак под сводами костёла.
Внутри никого не было, она подошла к боковому портику, встала на колени, и начала
неистово молиться.
Губы шептали давно непроизносимые слова молитвы, она осеняла себя крестами и слёзы
беспрестанно лились, и лились из её печальных глаз.
И понятно было за что, и за кого она молилась, чьё имя шептали промокшие, и
просоленные от слёз губы...
Она молила святую деву Марию и господа, сохранить жизнь её любимому, и умоляла
простить и отпустить им грехи во имя их с Алесем большой любви...
Вдруг она почувствовала руку на своей голове, подняла глаза и увидела, стоящего над
старого ксёндза Вальдемара, дядю Алеся...
глава 22
Фрося с затаённым страхом поцеловала руку святому отцу, и попросила исповедать её, а
потом сообщить о том, что ему известно о его племяннике...
Хотя было видно по ней, что второе волновало её гораздо больше.
Дядя Алеся посмотрел в упор на молодую женщину и позвал кивком следовать за ним.
Фрося зашла вслед за ксёндзом в ризницу и там стоя на коленях, поведала о своей
недолгой и такой запутанной жизни. О своём грехе - о своей безумной любви к Алесю,
что она состояла при этом в не расторгнутом браке с мужем. И, о том, что от этой
греховной связи у них есть ребёнок, которого они не законно крестили. О том, что она
спасла жизнь еврейской девочке, выдавая за свою дочь, и о том, что, каясь в грехах, она не
может отказаться от своей любви к Алесю...
Ксёндз слушал исповедь Фроси с напряжённым вниманием.
В его глазах можно было прочитать, не столько осуждение, сколько сочувствие,
понимание и удивление.
Дослушав до конца не то исповедь, не то рассказ Фроси, он поднял её с колен, усадил
напротив себя на стул, и начал говорить:
– Дочь моя, ты нарушила святые каноны католической веры и отступиться от своего греха
не можешь, и не хочешь.
Я по человечески тебя понимаю и готов смириться с твоей волей, и волей моего
племянника, дети не несут ответственности за грехи взрослых, хотя изрядно принимают
на себя страдания за эти грехи.
Поэтому и ваш сын незаконно крещённый, парой не состоящей в законном браке перед
ликом господа, не несёт на себе грех родителей, хотя его крещение не является
действительным.
Твой благородный поступок заслуживает всякого божьего поощрения, дитя Иесусово
народа спасённая католичкой заслуживает божьей милости, да и будет так, аминь.
Дочь моя, я не вправе отпустить твои грехи, ты каешься, но не отрекаешься, поэтому на
всё воля божья, воля божья, аминь...
А теперь пройдём в мои покои и поведаем друг другу о мирских делах, обсудим события
текущие, и подумаем о будущем...
Они вышли из костёла, и вошли в небольшой домик, стоящий невдалеке от бокового
выхода из храма, где проживал ксёндз Вальдемар, и, где раньше с ним жил его племянник.
Дядя Алеся усадил Фросю в кресло, приготовил для них чай, поставил на столик лёгкие
закуски и сел напротив.
Фрося не сводившая с него глаз, тут же прервала молчание: