Фрося
Шрифт:
несправедливое наказание среди не самого интеллигентного люда и кто его знает, что в
таком положении лучше жизнь или смерть, но это всё в руках божьих. А ей, Фросе,
стоит всё же подумать о своей жизни, годы то уходят, дети подрастают и пока она имеет
влияние на мужчин своей природной и душевной красотой, стоит задуматься о
предложениях воздыхателей. А надо сказать, кроме Ицека, который по-прежнему
наведывался иногда к ним в Поставы, уже явно
были и другие мужчины, которые пытались подъехать к молодухе, такой красивой,
ставшей в свои тридцать с лишним, как наливное яблочко лицом, и статью, бойкая на
язычок, прилично одевающаяся, и такая рачительная хозяйка, известная уже на весь
город, благодаря своей торговой деятельности в базарные дни. Нет, Фрося не
прислушалась к советам Вальдемара, весть о том, что Алесь жив, окрылила её новой
надеждой, она тут же дала понять Ицеку, что бы он больше не приезжал к ним, не
будоражил детей, потому что где-то у них есть живой отец и тот удручённый покинул
Поставы с убеждением больше никогда не появляться на горизонте у Фроси. Что
касается других её воздыхателей, то все они наталкивались на острый язычок и
потихоньку отсеивались, понимая тщетность их домогательств.
глава 44
Старшим детям Фроси исполнилось по двенадцать лет, и та, помня о том, что говорил ей
когда-то раввин Рувен, собралась ехать с девочкой в Вильнюс.
Но для того, что бы ехать туда, надо было предварительно поговорить с Анечкой,
рассказать ей историю её рождения и спасения, о её где-то живущей матери, и главное,
признаться, что она ей не родная мать, а это было самое трудное и самое неприятное.
Анечка, к этому времени превратилась вполне сформированную девочку с чертами
девушки.
Она уже очень отличалась от своих многих сверстниц развитыми формами.
Девочка, была стройной, у неё была достаточно пышная грудь, под осиной талией
выдавались выразительные бёдра, на тонкой шейке гордо восседала головка с пышными
чёрными кудрями.
Хотя лицо красивым трудно было назвать, всё же портил его крупноватый нос с
горбинкой, но в чёрных глазах было столько огня и таинственной глубины, а в смуглых
бархатных щёчках, полных губках было столько чувственности, что она казалась очень
даже симпатичной.
А к этому, добавим, что Фрося ничего не жалела на своих детей.
Они были одеты, обуты совсем не хуже детей начальства и интеллигенции города.
И,
мальчишек из дому, заперлась с дочерью в спальне и начала этот тяжёлый разговор,
который может перечеркнуть всю их жизнь.
Фрося усадила Аню напротив себя на кровать. взяла её ладошки в свои натруженные
большие руки в мозолях, стала мять и поглаживать их и никак не могла решиться начать
разговор.
Девочка смотрела на мать непонимающим взглядом и молча ждала, когда она заговорит.
–
– Милая доченька, мне очень тяжело рассказывать тебе об этом, но думаю, что пришло
время тебе узнать правду, хотя я не совсем уверенна, что поступаю правильно, но думаю,
будет хуже, если это откроется, когда ты будешь совсем взрослая.
Я надеюсь, что ты правильно меня поймёшь и не осудишь...
–
Аня не выдержала и поторопила мать:
– Ну, мамочка, я сейчас умру от любопытства и страха, рассказывай пожалуйста
побыстрей...
–
И Фрося поведала девочке, как она тяжело рожала Стасика, как при родах им спасли
жизнь талантливый врач Меир и его жена добрейшей души человек, замечательная Рива.
О том, что Аня родилась накануне войны, двадцать первого июня.
И как в августе этого же года, гнали пешком евреев их города мимо Фросиного дома, как
Рива вручила в её руки жизнь маленькой девочки Ханочки, такое настоящее имя Ани, как
в ту же ночь с помощью её любимого человека, отца Андрея, они покинули этот дом и
скрылись в её деревне, где она сама родилась и выросла, там они прожили почти до конца
сорок пятого года.
Потом, Анечка должна уже хорошо помнить, как они жили рядом с костёлом у
Вальдемара.
И, конечно же, Анечка помнит, как переехали уже сюда, в этот дом.
О том, что через несколько только лет Фрося узнала, что их разыскивала сразу после
войны Рива, уцелевшая каким-то образом в еврейском гетто.
Меир, настоящий отец Ани погиб, светлая ему память.
Обо всём этом Фросе поведали в Вильнюсе, где Рива жила какое-то короткое время.
После того, как Рива потеряла надежду отыскать дочь, она уехала в Польшу, а оттуда уже
в Палестину. И где наверно, да будет милостив к ней господь, она до сих пор и живёт, эта
страна теперь называется Израиль, там наверно живут все евреи.
Фрося, очень бы хотела бы выяснить всё о судьбе Ривы, но между нашими странами
плохие отношения, и Вальдемар умоляет этого не делать, что бы не навлечь на них