Ган Исландец

Гюго Виктор

— Неужто! И вы ихъ видли, Густавъ? — съ живостью спросилъ Ваферней.

— Они по сейчасъ мерещатся мн.

— Кого же подозрваютъ въ этомъ преступленіи?

— Нкоторые думаютъ, что тутъ причастна банда рудокоповъ, увряютъ даже, что слышали вчера въ горахъ звукъ рожка, на который они собираются.

— Вотъ оно что, — замтилъ Артуръ.

— Да; но какой то старый крестьянинъ опровергъ эту догадку, указавъ, что въ стороне Каскадтиморы нтъ ни шахтъ, ни рудокоповъ.

— Такъ кто-же?

— Неизвстно; если-бы тла не были цлы, можно было бы подумать на дикихъ зврей, такъ какъ на членахъ остались длинныя и глубокія ссадины. Такія

же ссадины находятся и на труп старика съ сдой бородой, принесеннаго въ Спладгестъ третьяго дня утромъ, посл той страшной бури, которая помшала вамъ, любезный Леандръ Ваферней постить на томъ берегу залива вашу Геро Ларсинскаго холма.

— Да, да, Густавъ, — сказалъ Ваферней, смясь: — но про какого старика повели вы рчь?

— По высокому росту, длинной сдой бород, по четкамъ, которыя были крпко сжаты въ его окаменлыхъ пальцахъ, хотя онъ былъ найденъ буквально ограбленнымъ донага, въ немъ узнали, говорятъ, извстнаго окрестнаго отшельника, кажется Линрасскаго. Очевидно, что и этотъ бдняга былъ тоже убитъ… но съ какой цлью? Теперь не ржутъ за релігиозныя убжденія, а у этого стараго отшельника только и было, что шерстяной плащъ, да любовь народа.

— И вы говорите, — спросилъ Рихардъ: — что его тло, подобно трупамъ солдатъ, было истерзано какъ бы когтями дикихъ зврей?

— Да, милйшій; одинъ рыбакъ замтилъ такія же ссадины на тл офицера, найденнаго убитымъ, нсколько дней тому назадъ на Урхтальскихъ берегахъ.

— Это странно, — замтилъ Артуръ.

— Это ужасно, — замтилъ Рихардъ.

— Довольно, господа, поболтали, пора и за работу, — возразилъ Ваферней: — того и гляди войдетъ генералъ. Любезный Густавъ, мн хотлось бы самому видть трупы; если желаете, мы вмст сегодня вечеромъ, выйдя отсюда, завернемъ на минуту въ Спладгестъ.

XVI

Въ 1675 году, то есть за двадцать четыре года до того времени, когда происходятъ описываемыя нами событія, вся деревня Токтре весело справляла свадьбу прелестной Люси Пельниръ съ рослымъ красивымъ парнемъ Кароллемъ Стадтъ. Правду сказать, они уже давно полюбили другъ друга; и можно ли было не сочувствовать этимъ юнымъ влюбленнымъ, когда столько пылкихъ желаній, столько мучительныхъ надеждъ смнялись наконецъ блаженствомъ!

Уроженцы одной и той же деревни, выросшіе вмст на однихъ и тхъ же поляхъ, часто въ раннемъ дтств посл игры Каролль засыпалъ на груди Люси, часто въ юности посл работы Люси отдыхала на рукахъ Каролля. Люси была самая скромная, самая красивая двушка во всей стран, Каролль самый храбрый, самый славный юноша въ округ; они любили другъ друга и день, когда они впервые полюбили другъ друга, соединялся въ ихъ воображеніи съ первымъ днемъ ихъ жизни.

Но бракъ ихъ произошелъ не такъ легко, какъ явилась любовь. Тутъ замшались домашніе разсчеты, семейные раздоры, препятствія со стороны родителей; цлый годъ провели они въ разлук, и Каролль сильно тосковалъ вдали отъ Люси, а Люси много пролила слезъ вдали отъ Каролля, до того счастливаго дня, когда они соединились, для того, чтобы отнын если тосковать или плакать, такъ вмст.

Каролль получилъ наконецъ свою Люси, избавилъ ее отъ страшной опасности. Однажды услыхалъ онъ крики, несшіеся изъ лсу. Разбойникъ, наводившій ужасъ на всхъ горцевъ, схватилъ его Люси и казалось намревался ее похитить. Каролль отважно напалъ на это чудовище во образ человческомъ, страшный ревъ котораго былъ подобенъ реву дикаго звря. Да, онъ напалъ на того, на кого еще никто не осмливался

нападать; но любовь придала ему львиную силу. Онъ освободилъ свою возлюбленную Люси, возвратилъ ее отцу, а отецъ въ награду отдалъ ее ему.

И такъ вотъ почему вся деревня праздновала союзъ этой парочки. Одна лишь Люси казалась мрачной. Правда никогда еще взоры ея съ большей нжностью не останавливались на ея ненаглядномъ Каролл, но въ этихъ взорахъ сквозила также печаль, и это обстоятельство среди общаго веселья возбуждало удивленіе.

Съ минуты на минуту по мр того, какъ росло счастіе ея жениха, взоры невсты становились печальне и озабоченне.

— О, дорогая Люси, — сказалъ ей Каролль по окончаніи свяшеннаго обряда: — разбойникъ, появленіе котораго приноситъ несчастіе цлой стран, составилъ мое счастіе.

Замтили, что она поникла головой и не отвчала ни слова.

Наступилъ вечеръ. Новобрачные остались наедин въ своей новой хижин, а танцы и веселье стали еще оживленне на деревенской площади, какъ бы торжествуя блаженство супруговъ.

На слдующее утро Каролль Стадтъ исчезъ. Нсколько словъ, написанныхъ его рукою были доставлены отцу Люси Пельниръ охотникомъ Кольскихъ горъ, который встртилъ его до разсвта, блуждающимъ по берегу залива. Старый Вилль Пельниръ показалъ записку пастору и синдику, отъ вчерашняго празднества осталось только уныніе и угрюмое отчаяніе Люси.

Эта таинственная катастрофа опечалила всю деревню, но тщетно пытались разгадать ея тайну. Молитвы за упокой души Каролля огласили своды той самой церкви, гд нсколько дней тому назадъ онъ самъ молилъ Всевышняго о своемъ счастіи. Никто не зналъ, что привязывало къ жизни вдову Стадтъ, но въ конц девятаго мсяца ея уединенія и траура она родила сына и въ тотъ же день деревня Голинъ погребена была подъ осколками скалы, высившейся надъ ея хижинами.

Рожденіе сына не разсяло мрачнаго горя матери. Жилль Стадтъ ничуть не походилъ на Каролля. Его суровое дтство казалось предвщало жизнь еще боле суровую. Нсколько разъ малорослый дикарь, въ которомъ горцы, видвшіе его издали, признавали знаменитаго Гана Исландца, посщалъ уединенную хижину вдовы Каролля, и проходившіе мимо нея въ то время слышали стоны женщины, прерываемые рычаніемъ тигра. На цлые мсяцы уводилъ этотъ дикарь съ собой Жилля, потомъ снова возвращалъ его матери, еще боле дикимъ, еще боле мрачнымъ.

Вдова Стадтъ питала къ своему ребенку странную смсь ужаса и нжности. Иной разъ она сжимала его въ своихъ материнскихъ объятіяхъ, какъ единственное существо, привязывавшее ее къ жизни; другой разъ она съ отвращеніемъ отталкивала его отъ себя, призывая Каролля, своего дорогого Каролля. Никто въ мір не зналъ какія муки испытывало ея бдное сердце.

Жиллю исполнилось двадцать три года. Онъ увидалъ Гутъ Стерсенъ и влюбился въ нее до безумія. Гутъ Стерсенъ была богата, онъ бденъ. Тогда отправился онъ въ Рераассъ, чтобы сдлаться рудокопомъ и разбогатть. Съ тхъ поръ мать ничего не слыхала о немъ.

Разъ ночью сидла она за прялкой, доставлявшей ей пропитаніе, у едва мерцавшаго ночника въ хижин, стны которой — нмые свидтели таинственной брачной ночи, — такъ же состарились, какъ и Люси въ уединеніи и печали. Съ тревогой думала она о своемъ сын, хотя его присутствіе, столь сильно желанное, напомнитъ ей, а быть можетъ и причинитъ новыя огорченія. Эта бдная мать любила своего сына, несмотря на всю черствость его натуры. Да и могла ли она не любить его, вынеся для него столько страшныхъ мученій!..