Гарабомбо-невидимка
Шрифт:
Глава четырнадцатая,
где доказываются, если доказывать их нужно, преимущества невидимок
Подошел неописуемо тощий и оборванный человек.
– Иди сюда, – сурово сказал Мелесьо Куэльяр. – Как тебя зовут?
– Полное мое имя Фелис Атенсио Роблес.
– Откуда ты?
– Я родился в поместье Учумарка.
– Почему ты дрожишь? Мы не полиция.
Мелесьо открыл бутылку водки.
– Пей!
Пеон присосался к бутылке.
– Скажи, что творится
– Хорошо.
– Лучше я сам тебя спрошу. Как зовут арендаторов, которые собрались жаловаться?
– Анисето Моралес, Хуан Ловатон и Эркулано Валье.
– Что с ними было?
– Помещик за ними послал и сказал им: «Мне больно по вашей вине. Говоря о правах общины, вы меня обижаете».
– А потом?
– Их схватили и посадили в янауанкскую тюрьму.
– Кто подписал приказ?
– Доктор Монтенегро.
– А потом?
– Сиксто Мансанедо привел своих всадников и разорил их дома. Первым он разорил дом Анисето Моралеса. Жена кричала дети плакали, но это не помогло. Десять человек ломали стены Мансанедо сам разобрал крышу. Потом пригнали быков и распахали землю.
– А потом?
– Разорили дом Пабло Кориса.
– И стены, и крышу?
– Да.
– А потом?
– Пошли к дому Эркулано Валье, это в стороне.
– Так.
– А семьям сказали вынести вещи и убираться из поместья.
– Где они теперь?
– Их пускают на ночь в Туктуачангу.
Мелесьо Куэльяр сплюнул от злости.
– Во всех поместьях одно и то же. Хозяева хотят согнать нас с земли.
– Что же нам делать? – печально спросил Мартин Дельгадо. – Кому жаловаться? У меня маленькие дети. Я всю жизнь в поместье. Если меня прогонят, куда я пойду?
Мелесьо Куэльяр снова сплюнул.
– Какие жалобы? Мы состарились, пока жалуемся. Нет, больше мы просить не будем!
– Что же тогда?
– Возьмем земли силой! Мы – хозяева по закону. Нам дали права в тысяча семьсот одиннадцатом году.
– Что с них толку? – сказал Корис. – Дон Хуан не может тронуться с места. Дом его стерегут день и ночь. На что нам бумаги?
Мелесьо Куэльяр засмеялся.
– Бумаги уже в Лиме!
– Как это? Ловатона стерегут день и ночь. Как он вышел?
– Он не выходил.
– Как же вынесли бумаги?
– Их взял Гарабомбо. Средь бела дня, у них под носом. Я сам видел. И Солидоро, и Эрреры следили за домом из кабачка. Но Гарабомбо вошел.
– Быть не может! Они и муравья не пропустят.
– Гарабомбо лучше муравья. Он – невидимка! Средь бела дня прошел он Янауанку и поднялся к Чипипате. В Манчакайо ждали люди, он передал им бумаги. Сейчас в Лиме уже сняли с них копию.
Все дрожали.
– Правда это?
Все повернулись к Кайетано.
– Правду говорит Мелесьо,
– Правду. Гарабомбо – невидимка! Недуг поразил его много лет назад. Но теперь это не беда, удача.
– Ай-я-яй-яй-яй!..
– Чего ты боишься? Радуйся! Он ходит, где хочет. Кто схватит его? Сейчас он собирает подписи, чтобы сменить нашего выборного.
– Да, при нем, при гадючем сыне, нам ничего не добиться!
– Его сменят! В уставе Управления по делам индейцев сказано: если две трети общины против выборного, можно выбирать другого.
– Да в жизни хозяева не позволят, чтобы мы собирали подписи! Кто пойдет по их поместьям?
– Гарабомбо ходит! Ему нет преграды. На той неделе он был и в Чинче, и в Пакойяне. Его не увидели!
– Это так, – подтвердил Корасма. – За ним не усмотришь! Когда действует он, бояться нечего.
Раздался злобный голос тощего человека с выпученными глазами.
– Что ты кормишь нас баснями, Корасма? Что нас смущаешь? Говорить легко. А как мы освободим пеонов? Хозяев они не бросят. Пообещают, но бунтовать не будут. Вот увидишь! Бросят они нас, и мы сгнием по тюрьмам.
– Нет! – сказал Эпифанио Кинтана. – Мы пришли, и мы. не отступим. Если Янауанка нас поддержит, мы будем бунтовать.
– Кто вас знает! Может, вы хотите украсть бумаги и отдать их помещику.
Корнелио Бустильос, узловатый и длинный, как посох, встал с места. Глаза его горели.
– Мехорада прав. Я был начальством. Я знаю. Нам не совладать с ними, – он презрительно махнул рукой. – Они за нами не пойдут. Они выдадут нас полиции за милую душу!
– Нет, сеньоры! – вскричал Макарио Валье. – Нет, старшины! Я пришел сказать, что Сантьяго Пампа с вами. Если нас поддержат, мы будем бунтовать. Вот наши посланцы. Вот сеньор Амадор Лойола, из Сантьяго Пампы. Я за него ручаюсь. Вот Бенхамин Лопес, из Уачос. Он честный человек, кто скажет, что он солгал? Ручаюсь и за него! Из Качипампы явился дон Ригоберто Басилио. Разве он двуличен? За него я тоже ручаюсь! Дон Сильвестре Бонилья из Сантьяго Раби, из Помарайос – сеньор Толентино, из Тинго – Эпифанио Кинтана. Кто из них плох? Все – верные люди. Все будут бунтовать. Вы можете верить им. Помогите же нам!
– Что скажете? – спросил Куэльяр.
Бее помолчали.
– Если Гарабомбо нас возглавит, – негромко сказал Эпифанио Кинтана, – Тинго поднимется.
– Если Невидимка объединит селенья, поднимется Уачос, – сказал спокойный Лопес.
– Помарайос поднимется, если он будет главным! Только с ним мы не боимся!
– Главным он будет, – заверил Амадор и, как всегда, улыбнулся.
Глава пятнадцатая
П рошение от особы, имя которой автор открыть не вправе