Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

Поскольку в наших душах много свинства и всяческой корысти примитивной, любое коллективное единство всегда чревато гнусью коллективной.

* * *

Подвержены мы горестным печалям по некой очень мерзостной причине: не радует нас то, что получаем, а мучает, что недополучили.

* * *

Разбираться прилежно и слепо в механизмах любви и вражды — так

же сложно и столь же нелепо, как ходить по нужде без нужды.

* * *

Люди мелкие, люди великие (люди средние тоже не реже) — одичавшие хуже, чем дикие, ибо злобой насыщены свежей.

* * *

Пошлость неоглядно бесконечна, век она пронзает напролет, мы умрем, и нас она сердечно, с тактом и со вкусом отпоет.

* * *

В житейской озверелой суете поскольку преуспеть не всем дано, успеха добиваются лишь те, кто, будучи младенцем, ел гавно.

* * *

Беда, что в наших душах воспаленных все время, разъедая их, кипит то уксус от страстей неутоленных, то желчь из нерастаявших обид.

* * *

По замыслу Бога порядок таков, что теплится всякая живность, и если уменьшить число дураков — у них возрастает активность.

* * *

Нет сильнее терзающей горести, жарче муки и боли острей, чем огонь угрызения совести; и ничто не проходит быстрей.

* * *

Всегда проистекают из того конфузы человеческого множества, что делается голосом его крикливая нахрапистость ничтожества.

* * *

Несобранный, рассеянный и праздный, газеты я с утра смотрю за чаем; политика — предмет настолько грязный, что мы ее прохвостам поручаем.

* * *

По дебрям прессы свежей скитаться я устал; век разума забрезжил, но так и не настал.

* * *

А вы — твердя, что нам уроками не служит прошлое, — не правы: что раньше числилось пороками, теперь — обыденные нравы.

* * *

Везде вокруг — шумиха, толкотня и наглое всевластие порока; отечество мое — внутри меня, и нету в нем достойного пророка.

* * *

Я думаю, что Бог жесток, но точен, и в судьбах, даже самых чрезвычайных, количество заслуженных пощечин не меньше, чем количество случайных.

* * *

Я насмотрелся столько всякого, что стал

сильней себя любить; на всей планете одинаково умеют нас употребить.

* * *

По праху и по грязи тек мой век, и рабством, и грехом отмечен путь, не более я был, чем человек, однако и не менее ничуть.

* * *

Днем кажется, что близких миллион и с каждым есть связующая нить, а вечером безмолвен телефон, и нам, по сути, некому звонить.

* * *

Не ведая притворства, лжи и фальши, без жалости, сомнений и стыда от нас уходят дети много раньше, чем из дому уходят навсегда.

* * *

Увы, сколь коротки мгновения огня, игры и пирования; на вдох любого упоения есть выдох разочарования.

* * *

Есть люди — едва к ним зайдя на крыльцо, я тут же прощаюсь легко; в гостях — рубашонка, штаны и лицо, а сам я — уже далеко.

* * *

Он душою и темен, и нищ, а игра его — светом лучится: Божий дар неожидан, как прыщ, и на жопе он может случиться.

* * *

По вечной жизни побратимы и по изменчивой судьбе, разбой и ложь непобедимы, пока уверены в себе.

* * *

Ничуть не склонный к баловству трепаться всуе о высоком, неслышно корень поит соком многословесную листву.

* * *

Случай неожиданен, как выстрел, личность в этот миг видна до дна: то, что из гранита выбьет искру, выплеснет лишь брызги из гавна.

* * *

Что царь или вождь — это главный злодей, придумали низкие лбы: цари погубили не больше людей, чем разного рода рабы.

* * *

Добреют и мягчают времена, однако путь на свет совсем не прост, в нас рабство посевает семена, которые свобода гонит в рост.

* * *

Простая истина нагая опасна тогам и котурнам: осел, культуру постигая, ослом становится культурным.

* * *

У всех по замыслу Творца — своя ума и духа зона, житейский опыт мудреца — иной, чем опыт мудозвона.

* * *

Как бы счастье вокруг ни плясало, приглашая на вальс и канкан, а бесплатно в судьбе только сало, заряжаемое в капкан.