Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

Люблю часы пустых томлений, легко лепя в истоме шалой плоды расслабленности, лени и любознательности вялой.

* * *

В похмельные утра жестокие из мути душевной являлись мне мысли настолько глубокие, что тут же из виду терялись.

* * *

Питали лучшие умы мою читательскую страсть, их мысли глупо брать взаймы, а

предпочтительнее — красть.

* * *

В искусстве, сотворяемом серьезно и честно от начала до конца, — что крупно, то всегда религиозно и дышит соучастием Творца.

* * *

Под сенью тихоструйных облаков на поле благозвучных услаждений я вырастил породу сорняков, отравных для культурных насаждений.

* * *

Я в шуме времени кипящем купался тайном и публичном, но жил с азартом настоящим я только в шелесте страничном.

* * *

Он вялую гонит — волну за волной — унылую мелкую муть: Господь одарил его певчей струной, забыв эту нить натянуть.

* * *

Ругал эпоху и жену, искал борьбы, хотел покоя, понять умом одну страну грозился ночью с перепоя.

* * *

Почувствовав тоску в родном пространстве, я силюсь отыскать исток тоски: не то повеял запах дальних странствий, не то уже пора сменить носки.

* * *

Когда успех и слава обнять готовы нас, то плоть уже трухлява, а пыл уже погас.

* * *

Он талант, это всем несомненно, пишет сам и других переводит, в голове у него столько сена, что Пегас от него не отходит.

* * *

То злимся мы, то мыслим тонко, но вплоть до смертного конца хлопочем высидеть цыпленка из выеденного яйца.

* * *

Во все, что я пишу, для аромата зову простую шутку-однодневку, а яркая расхожая цитата — похожа на затрепанную девку.

* * *

Беспечный чиж с утра поет, а сельдь рыдает — всюду сети; мне хорошо, я идиот, а умным тяжко жить на свете.

* * *

Весь мир наших мыслей и знаний — сеть улиц в узлах площадей, где бродят меж тенями зданий болтливые тени людей.

* * *

Я б жил, вообще ни о чем не жалея, но жаль — от житейской возни худосочной в

душе стало меньше душевного клея, и близость с людьми стала очень непрочной.

* * *

Пока нас фортуна хранит, напрасны пустые гадания, и внешне похож на зенит расцвет моего увядания.

* * *

Во мне, живущем наобум, вульгарных мыслей соки бродят, а в ком кипит высокий ум — они с него и легче сходят.

* * *

Люблю с подругой в час вечерний за рюмкой душу утолить: печаль — отменный виночерпий и знает, сколько нам налить.

* * *

Дожив до перелома двух эпох, на мыслях мельтешных себя ловлю, порывы к суете ловлю, как блох, и сразу с омерзением давлю.

* * *

Читаю оду и сонет, но чую дух души бульдожьей; не Божьей милостью поэт, а скудной милостыней Божьей.

* * *

Я вчера полистал мой дневник, и от ужаса стало мне жарко: там какой-то мой тухлый двойник пишет пошлости нагло и жалко.

* * *

Доколе дух живой вершит пиры, кипит игра ума и дарования, поэзия, в которой нет игры, — объедки и огрызки пирования.

* * *

Глупо думать про лень негативно и надменно о ней отзываться: лень умеет мечтать так активно, что мечты начинают сбываться.

* * *

Пот познавательных потуг мне жизнь не облегчил, я недоучка всех наук, которые учил.

* * *

Увы, в отличие от птиц, не знаю, сидя за столом, что вылупится из яиц, насиженных моим теплом.

* * *

Даже вкалывай дни и ночи, не дождусь я к себе почтения, ибо я подвизаюсь в очень трудном жанре легкого чтения.

* * *

Держу стакан, точу перо, по веку дует ветер хлесткий; ни зло не выбрав, ни добро, живу на ихнем перекрестке.

* * *

И я хлебнул из чаши славы, прильнув губами жадно к ней; не знаю слаще я отравы, и нет наркотика сильней.

* * *

Глупо гнаться, мой пишущий друг, за читательской влагой в глазу — все равно нарезаемый лук лучше нас исторгает слезу.