Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

В моей душевной смуте утренней, в ее мучительной неясности таится признак некой внутренней с устройством жизни несогласности.

* * *

Творец забыл — и я виню Его за этот грех — внести в судьбы моей меню финансовый успех.

* * *

Пылал я страстью пламенной, встревал в междоусобие, сидел в темнице каменной — пошли,

Господь, пособие!

* * *

В людях есть духовное несходство, явное для всех, кто разумеет: если в духе нету благородства, то не из души он тухло веет.

* * *

Я уже привык, что мир таков, тут любил недаром весь мой срок я свободу, смех и чудаков — лучшего Творец создать не мог.

* * *

В духовной жизни я такого наповидался по пути, что в реках духа мирового быть должен запах не ахти.

* * *

Хранителям устоев и традиций — конечно, если рвение не мнимое — нельзя ни мельтешить, ни суетиться, чтоб не компрометировать хранимое.

* * *

Давно пора устроить заповедники, а также резервации и гетто, где праведных учений проповедники друг друга обольют ручьями света.

* * *

Ханжа, святоша, лицемер — сидят под райскими дверями, имея вместо носа хер с двумя сопливыми ноздрями.

* * *

Большим идеям их гонители и задуватели их пламени всегда полезней, чем ревнители и караульные при знамени.

* * *

Идея, когда образуется, должна через риск первопутка пройти испытание улицей — как песня, как девка, как шутка.

* * *

Мне кажется, что истое призвание, в котором Божьей искры есть частица, в себе несет заведомое знание назначенности в ней испепелиться.

* * *

Есть и в Божьем гневе благодать, ибо у судьбы в глухой опале многие певцы смогли создать лучшее, что в жизни накропали.

* * *

Не так баламутится грязь и легче справляться с тоской, когда в нашей луже карась поет о пучине морской.

* * *

В заботах праздных и беспечных высоким пламенем горя, лишь колебатель струн сердечных живет не всуе и не зря.

* * *

Я не знаю, не знаю, не знаю; мне бы столько же сил, как незнания; я

в чернила перо окунаю ради полного в этом признания.

* * *

Что для нас — головоломка, духом тайны разум будит — очевидно, для потомка просто школьным курсом будет.

* * *

Провалы, постиженья и подлоги познания, текущего волнами, — отменное свидетельство о Боге, сочувственно смеющемся над нами.

* * *

Все звезды, может быть, гербы и свастики — всего лишь разновидности игрушек, лишь гусеницы мы и головастики для бабочек нездешних и лягушек.

* * *

Мне симпатична с неких пор одна утешная банальность: перо с чернильницей — прибор, которым трахают реальность.

* * *

Живя в дому своем уютно, я хоть и знаю, что снаружи все зыбко, пасмурно и смутно, но я не врач житейской стужи.

* * *

Я так привык уже к перу, что после смерти — верю в чудо — Творец позволит мне игру словосмесительного блуда.

* * *

Куда б от судьбы ни бежали — покуда душа не отозвана, мы темного текста скрижали читаем в себе неосознанно.

* * *

Работа наша и безделье, игра в борьбу добра со злом, застолье наше и постелье — одним повязаны узлом.

* * *

Чем век земной похож на мебель — совсем не сложная загадка: она участник многих ебель, но ей от этого не сладко.

* * *

Для плоти сладко утомление — любовь, азарт, борьба, вино; душе труднее утоление, но и блаженнее оно.

* * *

Много нашел я в осушенных чашах, бережно гущу храня: кроме здоровья и близостей наших, все остальное — херня.

* * *

Былые забыв похождения, я сделался снулым и вялым; пошли мне, Господь, убеждения, чтоб, мучаясь, я изменял им.

* * *

Великой творческой мистерией наш мир от гибели храним: дух — торжествует над материей, она — господствует над ним.

* * *

Вражда племен, держав и наций когда исчезнет на земле, то станут ангелы слоняться по остывающей золе.