Гарри Поттер и Орден Феникса (народный перевод)
Шрифт:
— Хм, — хмыкнул Рон, бесполезно указывая на этаж выше, — мы всего лишь… хм…
Но Целительница выжидающе улыбнулась им, и Роново беспомощное «собирались выпить по чашечке чая» кануло в никуда. Они беспомощно посмотрели друг на друга, а затем пошли по коридору за Локхартом и его Целительницей.
— Только недолго, — спокойно сказал Рон.
Целительница направила палочку на дверь палаты Януса Фики и пробормотала: «Алохомора». Дверь распахнулась, и она повела их внутрь, крепко удерживая Гильдероя за руку, пока, наконец, не усадила его в кресло возле кровати.
— Он у нас
Гарри оглянулся. Вид палаты безошибочно показывал, что она была постоянным домом для своих пациентов. Вокруг их кроватей было намного больше личных вещей, чем в палате Мистера Уизли; например, стена возле изголовья Гильдероя была оклеена его изображениями, все они сверкали улыбками и махали пришедшим. Он подписал несколько из них самому себе раздельным, детским почерком. Когда Целительница усадила его в кресло, Гильдерой протянул им свежую стопку фотографий, схватил перо и начал возбуждённо их подписывать.
— Ты можешь вложить их в конверты, — сказал он Джинни, кидая подписанные фотографии одну за другой ей в подол, пока не закончил. — Вы знаете, меня не забыли, нет! Я всё ещё получаю огромное количество писем от поклонников… Глэдис Гудген пишет каждую неделю… Мне бы хотелось узнать, почему… — он остановился, немного озадаченный, но затем снова засиял и вернулся к своему занятию с новой силой. — Я думаю, потому что я очень красивый…
Унылый маг с болезненной кожей лежал в кровати напротив, уставившись в потолок; он мычал что-то про себя и похоже, его, похоже, совсем не волновало, что происходит вокруг. Ещё через две кровати лежала женщина с головой, полностью покрытой мехом; Гарри вспомнил, что что-то подобное происходило с Гермионой во втором классе, правда, к счастью, повреждение тогда не было неисправимым. В дальнем конце палаты две кровати были огорожены занавесками в цветочек, давая возможность обитателям и их посетителям побыть наедине.
— Это тебе, Агнес, — выразительно произнесла Целительница женщине с лицом, покрытым мехом, вручая ей маленький пакет с Рождественскими подарками. — Видишь, тебя не забывают! И твой сыт послал сову, чтобы передать, что он навестит тебя вечером. Это замечательно, не так ли?
Агнес громко пролаяла несколько раз.
— Взгляни, Брадрик, тебе прислали горшок с растением и замечательный календарь с цветными Гиппогрифами на каждый месяц; они будут тебя радовать, — сказала Целительница, суетясь возле бормочущего человека, устанавливая немного уродливое растение с длинными, покачивающимися усиками на тумбочку у кровати и прикрепляя календарь к стене при помощи палочки, — И… О, Миссис Лонгботтом, вы уже уходите?
Гарри завертел головой.
Гарри вдруг неожиданно понял, кем должны быть те люди, что обитали на двух кроватях в конце палаты. Он дико оглянулся, надеясь чем-нибудь отвлечь остальных, чтобы Невилл смог выйти из палаты незамеченным и без вопросов, но Рон тоже слышал, как кто-то произнёс: «Лонгботтом», и, раньше, чем Гарри успел его остановить, закричал: «Невилл!».
Невилл подпрыгнул и съёжился так, как будто над его ухом просвистела пуля.
— Это мы, Невилл! — ярко произнёс Рон, вставая на ноги. — Ты видел? Здесь Локхарт! А ты к кому приходил?
— Это твои друзья, Невилл, дорогой? — любезно спросила бабушка Невилла, проходя мимо них.
По Невиллу было видно, что он хотел оказаться где угодно в мире, но только не здесь. Глупый лиловый румянец скользил по его округлому лицу, и он всячески старался не смотреть ни на кого из них.
— О, да, — сказала его бабушка, внимательно посмотрев на Гарри и протягивая ему сморщенную, скрюченную руку. — Да, да, конечно я знаю, кто ты. Невилл очень хорошо о тебе рассказывал.
— М-м… Спасибо, — ответил Гарри, здороваясь. Невилл не смотрел на него, исследуя собственные ноги, в то время, как его лицо багровело ещё сильнее.
— А вы, определённо, Уизли, — продолжила Миссис Лонгботтом, протягивая руку сначала Рону, а затем Джинни. — Да, я знаю ваших родителей, — конечно, не так хорошо, — но они хорошие люди, хорошие люди… А ты, должно быть, Гермиона Грэйнджер?
Гермиона немного испугалась оттого, что Миссис Лонгботтом знала её имя, но всё же поздоровалась с ней.
— Да, Невилл рассказывал мне о тебе. Ты помогла ему избавиться от нескольких трудных пятен, не так ли? Он хороший мальчик, — произнесла она, переводя с ней строгий, оценивающий взгляд через свой костлявый нос на Невилла, — но он, боюсь сказать, он не такой талантливый, как его отец, — и она повернула голову в сторону двух кроватей в конце палаты, так что чучело грифа на её шляпе предупредительно заколыхалось.
— Что? — удивлённо спросил Рон. (Гарри хотел наступить ему на ногу, но незаметно сделать подобное в джинсах было намного сложнее, чем в мантии) Невилл, там твой папа?
Невилл тяжело вздохнул, взглянул на потолок и потряс головой. Гарри чувствовал себя, как никогда виноватым за остальных, но ничем не мог помочь Невиллу выбраться из этой ситуации.
— Чего же ты? Здесь совершенно нечего стыдиться! — рассержено сказала Миссис Лонгботтом. — Ты должен гордиться, Невилл, гордиться! Ты знаешь, они пожертвовали своим здоровьем и здравомыслием вовсе не для того, чтобы их единственный сын стыдился их!
— Я не стыжусь, — едва слышно ответил Невилл, продолжая смотреть куда угодно, но только не на Гарри и остальных. Рон встал на цыпочки, пытаясь увидеть обитателей тех двух кроватей.