Гать. Задержание
Шрифт:
— Передушу, перестреляю… — отец с издевкой посмотрел на него. — Щенок ты, — вздохнул Дормидонт. — Ладно, слушай меня и запоминай. Завтра возьмешь Урагана и ускачешь в район. Там продашь его на базаре… — Он резко взмахнул рукой, предупреждая вопросы сына. — Не перебивай, времени нет. Продашь и пешком пойдешь в область. Пешком, чтоб надлежащий вид принять. Документы тебе даст Смородинов Гаврила Петрович, который чайную на базаре держит, с ним договоренность есть… В городе придешь на стройку и попросишься ради Христа на работу, землю копать или бревна таскать —
— Папаня… — бросился к нему враз протрезвевший Митька, сжимая крупное тело старика в объятиях. — Папаня!
— Сынок… — Дормидонт прижался сухими губами ко лбу своего единственного чада. — Помни, сынок, враги они нам, смертельные враги! Вреди, как сумеешь, жги, топи, но остерегайся и жди, помни — наступит и наш час, когда мы, Зажмилины, заплатим коммунии сполна… А вот тогда умойся их кровью, сынок…
Митька, переменивший несколько имен, осел в Подмосковье. Поступил на рабфак, а перед войной окончил пехотную школу. Войну встретил с затаенной радостью. Вспоминал отца, и решение пришло быстро и несложно: в первом же бою перебежал он на сторону фашистов и стал снова Дмитрием Зажмилиным, но ненадолго.
Сначала был концлагерь со сравнительно мягким режимом — на военнопленных не обращали внимания, но и не кормили. Зажмилин старался выслужить себе иное обращение. В бараке, где он жил, стали исчезать военнопленные: ночью поговорят, а наутро — расстрел.
Потом его пригласили в комнату коменданта лагеря. Вместо привычного худого с нездоровым румянцем на лице коменданта там ждал его молодой гестаповец в чипе штурмбанфюрера. Он кивнул и показал рукой на кресло, стоящее около степы.
— Господин Зажмилин, вы нам подходите, — неожиданно произнес гестаповец на чистом русском языке. — Вам присваивается чин унтершарфюрера, и с этого часа вы становитесь нашим человеком.
«Я всю жизнь был вашим человеком, — мелькнуло в голове Зажмилина, и он изогнулся в поклоне, — пришло наше с папаней времечко…»
Но спокойной жизни у него не получалось. Дважды пришлось ходить ему в тыл Красной Армии, и дважды он чудом вернулся живым. Первый раз помогло умение стрелять навскидку, второй — бомбежка станции, на которой его задержал патруль. После возвращения он получил бронзовую медаль и перевод в разведывательно-диверсионную школу, в которой стал специальным агентом службы безопасности.
— Дедушка, а что, мне теперь дядю Андрея надо отцом называть? — Андрюшка крутился вокруг Петра Никитовича, который был взволнован и отвечал на вопросы невпопад.
— А это уж как ты хочешь, пострел… — Петр Никитович ласково потрепал Андрюшку по голове. — Тебе виднее, ты у нас взрослый…
— Дядя Андрей хорошим отцом будет, — как всегда неожиданно изрек Андрюшка. — Полезных вещей у него много… На охоту вместе ездить будем. Ты с нами,
— Я — старенький… Вы уж сами… Только осторожно там…
— Я за ним присмотрю… — серьезно и снисходительно заявил Андрюшка, — Я сильнее всех в группе и почти плавать научился. Нас в садике в бассейн водили… Дедушка, я есть хочу… Долго они там расписывать будут?
— Не расписывать, а расписываться… Скоро придут, а ты, если есть хочешь, то возьми со стола бутерброд и компот попей из кастрюли на кухне.
Андрюшка подбежал к празднично накрытому столу и задумчиво на него посмотрел.
— Ну что, взял бутерброд?
— Эх, дедушка… — Андрюшка покачал головой, — я потерплю… Если я буду сейчас бутерброд брать, я же точно что-нибудь разобью… А мама с… папой ругаться будут.
— Милый… — улыбнулся Петр Никитович, в такой день разбить значит к счастью… Ты бери, что хочешь, не стесняйся…
В прихожей раздался звонок.
— Вот они расписанные! — закричал Андрюшка, бросаясь к двери. Он распахнул дверь и замер.
— Дедушка, тут дяди пришли…
— Приглашай в квартиру, — сказал Петр Никитович, вставая с кресла и беря в руки палку.
— Здравствуйте, Петр Никитович, — Росляков в смущении посмотрел на Петрова, — мы с работы Андрея… Я начальник отдела, в котором он работает, а это наш секретарь парткома Петров Геннадий Михайлович…
— Что-нибудь случилось?
— Да нет… Вы не волнуйтесь… Просто пришли познакомиться. Но, кажется, не вовремя… Вы гостей ждете?
— Что вы… — Петр Никитович неуверенно показал рукой на комнату. — Проходите… располагайтесь… Андрюша, проводи гостей. Сейчас и наши молодые приедут…
— Как молодые? — не понял Петров, обводя взглядом стол и комнату. — Вы хотите сказать, Петр Никитович, что мы попали на свадьбу?
— Именно… — засмеялся Петр Никитович. — Именно…
— Это моя мама замуж выходит… за папу, — уточнял Андрюшка, в упор разглядывая смутившихся гостей.
Росляков и Петров молча опустились в кресла и ошарашенно поглядывали, не зная, как начать разговор.
— Вы, Петр Никитович, давно на пенсии? — наконец спросил Росляков. — Я думал, что вы еще работаете…
— Давно… — односложно ответил Кудряшов. — Как… ослеп, так и ушел… Я раньше в педагогическом техникуме работал.
— Простите, где? — Росляков внимательно посмотрел на собеседника.
— В педагогическом.
— Простите, — заволновался Росляков, — вы не были участником подполья нашего города?
— Ну это громко сказано — подполья… Я выполнял задание партизанского отряда в городе, но это был эпизод… В основном я партизанил, а когда область освободили, то пошел воевать с регулярными частями. А почему вы спросили?
— Понимаете, Петр Никитович, — Росляков взволнованно закурил, — ветераны подполья устраивали встречу в этом году, а вас не было… Комитет ветеранов послал вам приглашение в техникум, а вам, видно, не передали…
— Не передали… — согласился Кудряшов. — А жаль… Так мне хотелось с одним человеком встретиться…