Гать. Задержание
Шрифт:
Тяжело заскрипел диван под Юрием Ивановичем, насупился Реваз, внимательно слушавший Алферову.
— Домой, сами понимаете, возвращаться не могла и уползла я на одну из зимовок Ивана — там был запасной склад отряда — и там отсиделась… А уж когда фашистов поперли от нас, тогда подалась в село, где жила Иванова молочная сестра, там пожила… Потом около нас эвакогоспиталь открыли, пошла туда санитаркой работать, да так, видимо, и присохла к этой специальности. Потом кончила курсы медсестер и стала работать. Вот и все…
Она страдальчески улыбнулась и смахнула
— Скажите, Агриппина Ивановна, а вы поддерживали связь с женой Смолягина Марией?
— Нет… Тимофей запретил ей приходить ко мне, а мне с ней встречаться. Один только раз от нее пришел солдат. Нет, она его привела. Бежал солдатик из эшелона военнопленных… Выходила она его да и переправила в отряд. В Ворожейках-то фашист на фашисте сидел… Гестапо было, полицаи… Я, помнится, еще отругала ее на чем свет стоит. Говорю, что ж ты, дуреха, курьи твои мозги! Тимофей строго-настрого приказал никого в отряд не приводить, а ты… Что за человек? Откуда?
Машка-то хорохорится. Баба она с гонором. Он, говорит, наш. Я только и сказала, что дура ты, Машка, так дурой и помрешь. Спрятала я солдатика у себя, на болота не повела… А как Тимофей пришел, так ему все и выложила. Тимоха поговорил с пареньком и забрал с собой…
— Не видели вы его больше?
— Нет…
— Так, Агриппина Ивановна, можете вы подтвердить, что Дорохов Василий был разведчиком в партизанском отряде Смолягина?
— Конечно… Могу и письменно подтвердить…
— Это обязательно… У меня еще один вопрос к вам… Не интересовались вы дальнейшей судьбой своих товарищей?
— Как не интересовалась? — усмехнулась Алферова. — Еще как интересовалась… Как немцы ушли, я с госпиталем уехала. Там разговоры всякие были, говорили, что отряд весь погиб. Я, честно говоря, думала, что и Василий погиб. Потом госпиталь перевели, и уехала я… Как-то написала в село письмецо, хотела узнать о Василии, как он, жив остался или нет… Ответа не было.
Агриппина Ивановна замолчала, задумчиво накручивая на палец бахрому скатерти. Молчал и Андрей, молчал Реваз, молчал и муж Алферовой. Негромко откашлялся Юрий Иванович, покосившись на Андрея, достал пачку «Беломора» и закурил. Дым медленно поднимался желтоватыми и синими волокнами, а вверху разгонялся небольшим сквозняком.
— Простите, — Кудряшов покосился на ее мужа, который, насторожившись, перестал курить, — вот вы, Агриппина Ивановна, сказали, что жили у молочной сестры Ивана Алферова… Вы одна жили или с кем-то?..
— Да вот он рядом с вами сидит: муж мой — Юрии Иванович. Он тоже у Смолягина в отряде был…
Андрей почувствовал, что у него сжимается сердце.
— Так вы Сонин?
Юрий Иванович молча кивнул головой.
— А почему… Алферов?
— Жизнь мне Груня спасла… Вот я и взял ее фамилию.
— Простите, Юрий Иванович, но по архивам Министерства обороны вы умерли от ран.
Сонин невесело усмехнулся.
— Я и сам удивляюсь, что жив… А что касается архивов… Я ведь действительно был при смерти, а врачи, видимо, поторопились в списки внести. Время было сложное.
— Юрий Иванович и Агриппина Ивановна, нам необходимо произвести опознание государственного преступника. Карателя, на руках которого кровь многих советских людей… Вы сможете это сделать?
Алферовы переглянулись, и Юрий Иванович кивнул.
— Реваз, срочно двух понятых.
Колидзе тут же исчез из комнаты и через пять минут привел двух пожилых мужчин.
Кудряшов объяснил, как проводится опознание, и разложил на столе несколько фотографий.
— Агриппина Ивановна, пожалуйста, посмотрите на эти фотографии.
Алферова медленно встала и, прижимая руки к груди, подошла к столу.
— Вот на этой… тот солдатик, которого Мария Смолягина ко мне привела…
— Как его зовут?
— Дай бог памяти… Костя Лозовой, кажется.
Реваз оформил протокол опознания.
— Юрий Иванович, теперь прошу вас.
Сонин быстро поднялся и шагнул к столику. Он несколько секунд вглядывался в фотографии и вдруг, побледнев, стал оседать на пол. Реваз и Андрей бросились к нему.
— Там, — прошептал помертвевшими губами Сонин, — на первой… агент гестапо Лесник. Жив остался, сволочь…
«Скорая помощь» приехала быстро.
Тимофей Смолягин сумрачно смотрел на лениво попыхивающий огонь в маленькой печурке, которая не столько грела, сколько дымила. Но и это было хорошо: комаров в землянке почти не было.
— А я верю этому парню, — с силой произнес он, не поворачиваясь к комиссару отряда — Хромову, который сидел, привалившись к мокрой стене. — Два побега. В последний специально готовился… Его данные о Леснике точные. Лозовой признался, что он фашистский агент…
Хромов кивнул и надсадно закашлялся, потом долго и шумно дышал, словно у него поперек горла встал какой-то комок.
— Ты прав, Тимофей… Не спорю. Но проверить бы все до конца… Хотя как? Кто его может опознать?
— Может. — Смолягин встал, потер поясницу. — Может… Есть у меня один человек — Дорохов. Ты о нем знаешь. Да боюсь, у нас времени нет. В этом ты, Кондрат, прав… Думаю, фашисты за нас возьмутся… Вот тебе и проверка, — он невесело усмехнулся. — Если возьмутся, то не соврал паренек, и цены его сведениям нет… Жаль только, что батареи у рации сели… Ты вот что, Кондрат, упакуй сведения в стеклянную фляжку и залей горловину смолой. Положи ее в тай-пик за обшивку…
— Ладно, командир… А черт, опять кружит.
В землянку донесся звук авиационного мотора.
— А с этим предателем что будем делать?
— С Лозовым?
— Ну.
— Держи под арестом. Его надо подробно допросить… Скажи охране, чтоб глаз не спускали. У меня такое впечатление, что заслали его к нам с заданием…
Сверху послышались глухие разрывы, дверь землянки распахнулась, и на пороге появился Лозовой. Губы его беззвучно шевелились. Дрожащими руками он поднял «шмайсер».