Гайдзин
Шрифт:
Малкольм проводил его к высоким стеклянным дверям в боковой стене; хорошая еда и вино на время приглушили боль. Снаружи было холодно, но после душной столовой прохлада бодрила.
— Сигару?
— Благодарю вас.
Бой Номер Один Чен неверной тенью маячил неподалеку с коробкой наготове. После того как сигары были раскурены, он растаял в табачном дыму.
— Вы прочли мое письмо в сегодняшней «Гардиан», сэр?
— Да-да, прочел и нахожу, что многое в нем хорошо сказано. Малкольм улыбнулся.
— Если буря протестов, которую
— Мою точку зрения? Чёрт подери, я надеюсь, она также и ваша.
— Да-да, разумеется. Завтра... Кеттерер резко оборвал его:
— Поскольку вы разделяете этот в высшей степени правильный и достойный подход, я также весьма надеялся, что как человек неоспоримой власти и влияния вы употребите их на то, чтобы по самой меньшей мере стать первым и официально объявить вне закона всякую контрабанду на всех кораблях компании Струана и покончить с этим раз и навсегда.
— Вся контрабанда уже под запретом, адмирал, — заметил Струан. — «Обезьяна быстро скачет с ветки на ветку, но подбираться к ней нужно медленно-медленно» — так говорят китайцы. Так следует поступать и нам. Через месяц или два мы будем в большинстве.
Адмирал лишь поднял густые брови, пыхнул сигарой и обратил свой взгляд к морю. Флот с зажженными штаговыми огнями выглядел величественно.
— Похоже, сегодня к ночи разыграется шторм или завтра. Я бы сказал, не слишком подходящая погода для увеселительной прогулки по морю, особенно для леди.
Малкольм встревоженно посмотрел на небо и потянул носом ветер. Никаких признаков опасности. Поскольку погода на завтрашний день была очень важна, он не пожалел времени, чтобы тщательно все проверить. К его радости, последние несколько дней прогноз неизменно предвещал спокойное море и легкий устойчивый ветер. Марлоу подтвердил это сегодня перед ужином, и хотя он ещё не получил окончательного разрешения на выход в море и не был посвящен в подлинную причину стремления Малкольма оказаться на борту вместе с Анжеликой в той степени, в какой это касалось его, поездка должна была состояться.
— Это ваш прогноз, адмирал? — спросил Малкольм.
— Моего эксперта по погоде, мистер Струан. Он посоветовал отменить назавтра все судовые испытания. Лучше потратить это время на подготовку к обстрелу Эдо. А? — добавил Кеттерер с едкой веселостью.
— Я против того, чтобы сровнять Эдо с землей, — рассеянно заметил Малкольм, раздумывая над этой новой и непредвиденной проблемой — язвительным отказом адмирала принять его письмо; он-то был уверен, что его окажется больше чем достаточно.
Все складывалось как нельзя лучше, если бы не этот сукин сын, думал он, стараясь обуздать свой гнев и пытаясь найти выход из этой дилеммы. «Гарцующее Облако» прибыло по расписанию и сейчас стояло на рейде под разгрузкой; капитан Стронгбоу уже получил новые
— Я тоже против, — говорил между тем адмирал. — У нас нет официального приказа начать военные действия. Мне любопытно, какие у вас могут быть причины.
— Если пользоваться кувалдой, чтобы раздавить осу, то можно не только прослыть глупцом, но и нажить себе геморрой.
Кеттерер расхохотался.
— Чёрт возьми, это вы здорово сказали, мистер Струан. Геморрой, а? Ещё один образчик вашей китайской философии, а?
— Нет, сэр. Диккенс. — Он размял спину и оперся на палки. — Мне было бы приятно, сэр, и Анжелике тоже, оказаться на борту «Жемчужины» вместе с капитаном Марлоу в открытом море на короткое время. — Небесный Наш посоветовал ему, что, поскольку прецедент, который он использовал — бракосочетание родителей Малкольма, — имел место в открытом море на пути из Макао в Гонконг, ему, для верности, нужно было сделать то же самое. — С вашего благословения, разумеется.
— Мне было бы приятно видеть «Благородный Дом» во главе всех благих начинаний в Японии. Ясно, что времени на это вам не хватает. Я полагаю, десяти дней будет достаточно, чтобы предпринять практические шаги в этом направлении. Думаю, завтра «Жемчужина» и Марлоу понадобятся для дел флота. — Кеттерер повернулся, чтобы уйти.
— Погодите, — остановил его Малкольм, чувствуя, что его охватывает паника, — предположим, я сделаю заявление прямо сейчас всем здесь присутствующим, что мы... что мы прекращаем с этого момента все поставки оружия в Японию. Это вас удовлетворило бы?
— Вопрос в том, удовлетворит ли это вас... — ответил адмирал, наслаждаясь тем, как этот человек, олицетворявший все, что он презирал, извивается на крючке. — А?
— Что... что мне нужно сделать или сказать, сэр?
— Не мое это дело — вести ваш бизнес. — То, как Кеттерер произнес это слово, желчно, с нескрываемым презрением, сделало его похожим на грязное ругательство. — Мне так думается, что, если что-то хорошо для Японии, это хорошо и для Китая. Если вы откажетесь от торговли оружием здесь, почему не сделать то же самое и в Китае на всех ваших кораблях — и в отношении опиума тоже?
— Этого я сделать не могу, — ответил Малкольм. — Это разорит нас; опиум не является противозаконным, и то и другое разрешено...
— Занятно. — Опять слово было тяжело нагружено сарказмом. — Я должен от всей души поблагодарить вас за прекрасный, как всегда, ужин, мистер Струан. Надеюсь, вы извините меня, но у меня много дел на завтра.
— Подождите! — воскликнул Малкольм дрожащим голосом. — Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне, завтрашний день ужасно важен для меня, клянусь, я буду поддерживать вас в чем угодно. Я стану первым, но, пожалуйста, помогите мне с завтрашним днём. Прошу вас.