Газлайтер. Том 26
Шрифт:
Паскевич оборачивается через плечо и с грустью бросает.
— Филинов, — и уходит дальше.
Пусть теперь Воитель воюет с Филиновым за мутантку.
Подъезжаем к лагерю. Сквозь морозную пыль уже виднеется Золотой — наш желточешуйчатый ящер растянулся в снегу и дрыхнет без задних лап. Видимо, восстанавливает силы через сон. Вполне логично. Хотя пора бы, наверное, снять с него эту диету. Замёрзнет ведь бедняга в Антарктиде без говядины. Ему еще монахов сжигать,
На ходу сканирую лагерь ментально. Ну да, Феанор заявился. Вот уж кого здесь никто не заказывал.
— Настя, займись размещением Ее Высочества, — бросаю через плечо, кивая на принцессу. — А мне надо поговорить с одним заблудшим Воителем.
Настя моргает, удивлённо:
— Феанор здесь?
— Ага. Прикатил зачем-то. Видимо, за новой порцией воинской славы. Или драматично умереть — кто его поймёт.
Жена коротко кивает и уводит принцессу к теплому срубу. А я шагаю через лагерь.
Слева горит костёр, справа кто-то обнимается с котелком, а между этим разворачивается драматичная сцена. Горзул, наш рекрутированный Горгон, неподвижно стоит и с наблюдает за парой пингвинов. Самец, важно переваливаясь с лапы на лапу, протягивает самке круглый камушек. Та, немного поколебавшись, вертит его в лапках, трётся щекой о подателя и принимает подарок.
Горзул, похоже, глубоко впечатлён. Он мотает головой, быстро оглядывается, подбирает с земли булыжник — побольше, чем у пингвина, чтоб наверняка — и с полной решимостью направляется к Змейке.
Он подходит к хищниец и, преисполненный торжественности, протягивает ей камень. Змейка молча принимает его, изучает взглядом, на несколько секунд замирает, а затем, не говоря ни слова, с идеальной точностью метает булыжник прямо в лобешник Горзулу. Глухой звук, тяжёлый, как сход лавины, и Горгон падает в снег, раскинув лапы.
— Фака… — сплевывает Змейка, разворачивается и уходит, оставляя лежащего в снегу «романтика» приходить в себя.
Я связываюсь по мыслеречи с дежурным Целителем:
— Есть пострадавший. Горгон. Подлатайте нашего союзника и не говорите ему, где Змейка, а то он до штурма не доживет.
Не задерживаясь, иду дальше.
Феанор стоит на краю лагеря прямо на сугробе, ни на миллиметр не проваливаясь. Альвийский трюк. Смотрит на стены Обители так, будто собирается обрушить их одним лишь взглядом.
Я подхожу ближе и говорю:
— Ты что тут забыл? Твоя задача — чистить гулей, а не позировать, как павлин.
Он поворачивает голову, глаза сверкают, голос срывается на рык:
— А ты, значит, заберёшь всю славу за уничтожение монахов?
— Завидно что ли? — хмыкаю.
— Эти гомункулы держали нас в плену, — отвечает он. — Я уничтожу их. Отомщу за мой народ. А потом мы с тобой сразимся в честном поединке
Я моргаю.
— За мою Гепару?
До этого момента его речи меня не удивляли. Ну, героизм, кровь, мстя — обычный набор. Но вот это уже выбивалось из его привычного сценария.
— Мы ещё поспорим, чья она, человек, — заявляет Воитель.
— А ты не охренел, случаем? — говорю уже без фильтра. — Она моя избранница.
— Но не жена, — рычит он.
— Слушай, Феанор, — я делаю шаг ближе, не повышая голоса. — Гепара — не вещь. Её нельзя выиграть, забрать или унести. С кем она хочет быть — с тем и будет. Усёк?
Он не отводит взгляда. Смотрит прямо, будто силится прожечь мне лоб своими глазами.
— Я не собирался брать её силой или обманом, — отвечает он глухо.
— А если бы попробовал, — усмехаюсь, — я бы сделал тебе лоботомию без проникновения.
— Я честный муж, — заявляет он с вызовом и почти с обидой. — Я хочу нормальной семьи, Филинов.
— Окей, — бросаю. — Тогда будет тебе поединок. Но не за Гепару. Даже думать о ней не смей как о трофее.
— Тогда честная конкуренция, — кивает он. — И никаких ментальных фокусов, которыми ты, менталист, так любишь пользоваться.
Я приподнимаю бровь, голос становится холоднее:
— Ты сейчас намекаешь, что я промываю мозги своим женщинам?
Мои перепончатые пальцы! Похоже, прямо сейчас я всерьёз приближусь к тому, чтобы прикончить одного особенно зарвавшегося героя альвийского народа.
Феанор тут же отводит взгляд, будто понял, что полез в темноту без фонаря:
— Я не имел в виду твоих жен, менталист, — бурчит. — Уймись.
— Вот и не надо, — отрезаю. — На этом закончим.
И ухожу, едва сдерживая желание врезать ему в лобешник чем-нибудь по примеру Змейки. Не за то, что он на Гепару глаз положил — это нормально. Она у меня и правда сокровище. Гибкая красотка, какую поискать и не найдешь. Но Феанор уже изрядно достал своими вечными наездами и обещаниями поединка, в котором он чуть было не выставил Гепару в роли трофея для победителя. Гепара — член моего рода, а за свой род я порву.
Захожу в сруб, где обычно собирается группа «Тибет». Бойцы играют в карты. Веер первая замечает меня и говорит, приподнимая бровь:
— Дорогой, ты чего такой раздражённый?
— Да так… Просто альв в штате появился слишком разговорчивый.
Она не успевает уточнить, как сама же замечает:
— Кстати, дорогой, Паскевич с Семибоярщиной что-то долго шептался. Похоже на подставу.
— Конечно, так и есть, — киваю без особого удивления. — Всё под контролем. Я пока не знаю, в чём именно заключается ловушка, но в этом и смысл — дать Паскевичу свободу действий. Туда, куда он укажет, и будет её центр.