Газлайтер. Том 26

Володин Григорий Григорьевич

— Идёмте, Дмитрий Степанович. Разбираться будем вместе. Настя, ты тоже с нами.

— Хм, Данила Степанович, вы серьезно? — с подозрением смотрит на меня Паскевич. — Мы втроем против всего этого стада? Я думаю, это лишнее.

— А вы не думайте — вы делайте, как я говорю, — бросаю ему. — Иначе можете возвращаться обратно в портал и дальше в свой род. И это касается всех, кто не будет слушаться моих приказов, — зыркаю в сторону Семибоярщины. — Кто-то из бояр, думаю, с радостью заменит Дмитрия Степановича.

— Голубчик, правда, идите, — замечает

Трубецкой Паскевичу, в ответ на что княжич раздраженно смотрит на боярина. — Вы же добровольно к нам примкнули.

— Да, Дмитрий Степанович, — поддакивает и Мстиславский. — Дело молодое: сгоняете туда и обратно.

Паскевич уже вскипает. Ха, я знал, на что давить. Трубецкой и Мстиславский готовы отдать мне на растерзание любого, лишь бы самим не идти.

— Ладно, Данила Степанович, — наглая ухмылка уже как минуту сползла с губ Паскевича. — Ваша взяла. Идемте, раз настаиваете.

И мы втроём — я, Настя и одержимый княжич — идём навстречу морю нежити. Теоретически, жену можно было бы и не брать, но её отсутствие выглядело бы ещё подозрительнее. А вот Паскевич напросился сам. Классика: не рой другому могилу, особенно если сам в неё ещё не заглядывал.

Глава 7

Я веду Паскевича и Настю в сторону от Восточной обители и нашего войска, в тишину, под отвесный склон огромной снежной горы. Белоснежный гигант возвышается, как молчаливый судья. Вся его поверхность покрыта рыхлым снегом, будто только и ждёт толчка, чтобы рухнуть вниз. Если вызвать лавину — накроет с такой силой, что и костей не соберёшь.

Паскевич идёт рядом, озираясь с явным беспокойством. Наконец, не выдерживает:

— Данила Степанович, каков ваш план?

Угадал, что я что-то затеял, но вот что именно — понять не может.

— Да просто заманим сюда нежить, Дмитрий Степанович, — отвечаю с ленцой, будто речь идёт о какой-то охоте на зайцев.

— Всю? — нахмуривается он. — Вряд ли получится загнать их всех в одно место.

Ну конечно, не получится… без живца. Но он-то как раз и есть.

Я не отвечаю. В этот момент сзади, прямо из-под снега, начинают подниматься массивные фигуры. Белые медведи. Девять штук. Снежная маскировка осыпается с них, как пыль с мумии.

Они двигаются к нам молча, без звука. Я заранее заглушил им мыслеречевые импульсы, чтобы не рычали. Не портили сюрприз.

И вот странная деталь — они не смотрят на нас с Настей. Все до единого развернуты к Паскевичу. Хотя, конечно, ничего тут странного. Это все мои ментальные закладки, каюсь.

Я хлопаю Паскевича по плечу, одновременно вытягивая из него порцию энергии.

— Теперь можно махать нежити, княжич.

— Что? Махать? А-а-а-а!

Княжич замечает медведей только, когда первый медведь резко сдвигается вперёд и нападает. Резко пятится, поднимает руки, пробует соткать ледяное заклинание. Снежный диск срывается с пальцев, но генномодифицированный монахами медведь отбивает лапой.

Следующие медведи прыгают через спину

первого прямо на одержимого княжича. Вбивают в снег, рвут, топчут. Паскевич сперва надевает доспех, да он быстро слетает, а дальше в помощь только регенерация.

Настя хлопает глазками, офигевая от произошедшего. Она все еще в майке и шортах и ей не холодно, кстати.

— Даня, — спрашивает по мыслеречи. — Откуда ты взял медведей?

— Да собрал с округи, их тут хватает.

— Офигеть!

Паскевич орёт под медвежьими когтями, и наконец-то я чувствую — пошёл ментальный зов. Он зовёт нежить. И она откликается. Со всех сторон лезут мёртвые — пингвины, чайки, даже тюлени. Всё ползёт к нам. Но надо бы им ускориться.

— Княжич! — кричу я. — Мишек слишком много! Слишком! Сотня! А то и две!

— Да! Очень много! — поддерживает мою игру Настя. — Все большие и беленькие!

Конечно, княжич не поймет, что мы привираем. Он всё ещё лежит под медведями и не понял, что их — всего ничего, меньше десятка.

Паскевич, вцепившись в обрывки контроля, продолжает звать. Я вижу, как некроприказы летают по округе, и нежить подбирается.

Я мысленно отзываю всех медведей, кроме одного. Остальным приказываю исчезнуть — пусть убегают, пока всё это не засыпало. Последнему шепчу: «Прочь». И он уходит.

А вот Паскевич… Нет, он не должен видеть, что зверей уже нет. Я кастую огромный валун и швыряю ему в голову сверху. Конечно, не убьет, но вобьет мордой в снег и закроет обзор.

— Настя! — кричу, оборачиваясь. — Превращайся! Гони волну вверх по склону!

Она мгновенно меняет облик, встаёт, запрокидывает волчью голову и выпускает звуковую волну — мощную, звенящую, такую, что снег на склоне начинает дрожать.

И это срабатывает.

Склон приходит в движение.

В ту же секунду я хватаю Настю, притягиваю к себе — и телепортирую нас на три километра в сторону, к восточному краю.

Позади нас с грохотом сходит лавина. Она накрывает склон, сминает всё — и Паскевича, и его мелкопакостную нежить. Всё то, что он сам и вызвал.

Спустя пару минут нас находят свои. Ледзор подруливает на снегоходе:

— Хо-хо, что тут у вас произошло?

— Паскевича засыпало, — бросаю. — Вместе с нежитью.

Кострица, сидящая за спиной морхала, оборачивается с надеждой в голосе:

— Значит, этот одержимый помер?

— Неа, — вздыхаю и киваю на сугроб повыше. — Уже лезет наружу. Полчаса ждём, как червяка после дождя.

И действительно — спустя некоторое время Паскевич выбирается из-под снега. Регенерация вытащила его. Ни царапины, только злой, обесточенный и мокрый, как выжатая тряпка. Смотрит на меня с ненавистью — так, будто я виноват, что он не умер.

Я делаю сочувственное лицо, киваю и говорю мягко:

— Спасибо вам, Дмитрий Степанович. Мы так рады, что вы выжили. Без вашей жертвы мы бы не справились с нежитью. Да и если бы не вы, медведи нас бы порвали.

— Откуда они только взялись? — удивляется и Настя.