Газлайтер. Том 26

Володин Григорий Григорьевич

Не добежав до голема, Настя раскрывает волчью пасть и обрушивает на него волну зубодробящего звука. Надо было Пса с собой взять. Впрочем, гигант и так замедляется, разворачивается к ней, забыв про вездеходы.

— Шеф! Можем стрелять! — гаркает обрадованный Меченый.

— Огонь! — командую.

Пушка срывается в реве. Вспышка кислотного пламени — едкая, яркая, визжащая. За ней — кислотные шары. Один за другим. Удары точно в корпус.

Голем пошатывается. Камень трещит. Сначала встаёт на колено, потом заваливается на бок.

И наконец разваливается на кускеи.

— Цель устранена, — докладывает Меченый.

Смотрю вперёд. Колонна Чилики снова собирается, машины останавливаются, свита растерянно высовывается наружу.

Я вылезаю из « Бурана» в хрустящий антарктический мороз, снег хрустит под подошвами. Вдалеке, среди снегоходов и гусеничных грузовиков, копошится разноцветная колонна. Принцесса Чилика окружена своими людьми — те собирают рассыпавшиеся ящики, поднимают перевёрнутые тюки, кто-то чистит фары. Саму принцессу видно сразу: она стоит в центре, в одном только пуховике без шапки, капюшон сполз, чёрные кудри выбились наружу и пляшут на ветру. Лицо встревоженное, глаза бегают, как у загнанной птицы. Но стоит ей заметить меня — мгновенный выдох облегчения:

— Данила Степановчи!

Я подхожу ближе, склоняю голову:

— Всё в порядке, Ваше Высочество? Никто не пострадал?

— Всё хорошо, — кивает чилийка, переводя дух. — Сейчас подберём выроненную провизию и направимся в ваш лагерь.

— Прекрасно. Пойдёмте в машину, отогреетесь. А то вы без шапки. Место для вас найдется.

Принцесса молча кивает, бросает что-то короткое своим подчинённым — и идёт за мной, ступая по снегу. Мы поднимаемся в машину.

Она усаживается у стены, скидывает капюшон. Под пуховиком появляется стройная шея, красивое лицо с бронзовым оттенком кожи. Локоны высыпались наружу, темнеют на плечах. Почти сразу заходит Настя в облике волчицы — стряхивает с себя снег, отряхивается, остаётся в звериной форме. Красивая уже развалилась в углу, зевнув и уткнувшись носом в лапы.

Я тем временем наливаю кофе. Да, всё-таки, кофемашинка, которую Змейка притащила, оказалась незаменимой. После прогулки по антарктическому льду чашка горячего кофе — то, что нужно.

— Почему вы лично повезли провиант, Ваше Высочество? — спрашиваю, подавая ей кружку.

— Благодарю вас, — говорит Чилика, снимая варежки. Она обхватывает кружку обеими руками, греется, вдыхает аромат. — Я хотела лично убедиться, что вы получите поставки с провизией и боеприпасами, А ещё я должна была передать вам письмо от моего брата — короля Чили.

Она достаёт плотный конверт с гербом — пламенеющий кондор с расправленными крыльями. Я вскрываю, быстро читаю. Королевское письмо — вежливо-тёплое: благодарность за «освобождение Антарктики от скверны», пожелания удачи, заверения в полной поддержке. Еда, оружие, техника — всё, что понадобится. Стоит только сказать.

— Благодарю Его Величество, — говорю, складывая

письмо. — Вы можете остаться в нашем лагере, но только до начала штурма. Обещайте, что уедете.

Она хмурится, губы поджаты.

— Но я могла бы остаться с вами… как переговорщик с моим братом? — Ага, конечно. Не того развести пытаетесь, принцесса. Слишком уж заметно, что ей просто не терпится поучаствовать в бою с монахами.

— Это слишком рискованно, — отказываюсь спокойно, но твёрдо. — Простите за откровенность, Ваше Высочество, но я лично не знаком с вашим братом и не могу позволить себе поставить под удар наши отношения с Чили. Если вы погибнете в моём лагере, дипломатических последствий нам точно не избежать.

Чилика опускает взгляд. Тяжело вздыхает, и в её лице появляется что-то взрослое, уставшее.

— Да, вы правы, — признаёт она. — И правильно делаете, что думаете о роде. Мой брат действительно меня любит и временами бывает чересчур вспыльчив, особенно в личных вопросах. Обещаю — уеду до начала вашего штурма.

Я киваю.

— Отдыхайте.

И, не дожидаясь продолжения, отхожу к экипажу. Хлопает дверь « Бурана», прохожу мимо Насти, что всё ещё лежит в звериной форме, и выглядываю наружу.

Холодный ветер обжигает лицо, но мне сейчас важнее не мороз, а мысли. Если монахи дернулись и запустили боевого голема из-за такого пустяка, как уничтожение подаренных припасов — значит, их арсенал ещё не пуст. А я-то думал, что добил всех каменюг, когда освобождал альвов из Северной Обители. Видимо, не всех. Иначе откуда эта громадина? А еще атака на Чилику произошла уж слишком вовремя. Кто мог слить маршрут? Да тут даже думать нечего — Паскевич. Значит, княжич уже успел наладить связь с Южной Обителью. Что ж, прекрасно. Если у нас есть одержимый шпион — значит, его тоже можно использовать.

Мыслеречь вспыхивает внезапно, как щелчок:

«Граф, у нас новости, хо-хо. Во-первых, Паскевич собирается с Семибоярщиной в одном из срубов», — передаёт Ледзор.

Я морщусь. Ну конечно. Только стоило вспомнить.

— Понятно. Паскевич опять мутит воду. Впрочем, чего ещё от него ожидать?

«И еще прибыла наконец Золотая ящерица. И ушастик, хо-хо» — добавляет Ледзор.

Я прищуриваюсь.

— Золотого знаю, он у нас один. А ушастиков много. Кто именно?

«Феанор, граф».

Я непроизвольно хмыкаю:

— Блин… А он-то зачем приперся?..

Вот только Воителя мне сейчас не хватало. Лагерь у меня и без того как террариум с гремучими змеями: подлая Семибоярщина, одержимый княжич. Только осталось добавить претендующего на корону бешеного альва.

* * *

Лагерь у стен Южной обители, Антарктида

— Почему мы собираемся без Филинова? — недовольно хмурится Годунов, разливая по кружкам густую, приторную медовуху.