Где апельсины зреют
Шрифт:
— Знаю, знаю, отвчалъ Капитонъ Васильевичъ. — И здсь такіе балы бываютъ. А танцы эти — канканъ называются.
— Вотъ, вотъ… Конечно, въ Петербург на эти танцы замужней дам было-бы неприлично и стыдно смотрть, потому что, сами знаете, какія это женщины такъ танцуютъ, но здсь заграницей кто меня знаетъ? Ршительно никто. И кром того, я не одна, я съ мужемъ.
Компанія отошла отъ стола, гд играли въ лошадки.
— Ну-съ, куда-же мы теперь стопы свои направимъ? спрашивалъ Николай Ивановичъ.
— Да вдь вы еще не видали втораго стола, гд играютъ въ желзную дорогу,
— Нтъ, нтъ! Ну ее къ лшему эту игру! замахалъ руками Конуринъ. — Ужъ и такъ я просолилъ два золотыхъ, а подойдешь со второму столу, такъ и еще три золотыхъ прибавишь.
— Да вдь только посмотрть, какъ играютъ.
— Ладно! На эти два золотыхъ, что я здсь сейчасъ проигралъ, у меня жена дома могла-бы четыре пуда мороженной судачины себ на заливное купить.
— Однако, Иванъ Кондратьевичъ, мы вдь затмъ и заграницу пріхали, чтобы все смотрть, что есть любопытнаго, сказала Глафира Семеновна.
— Знаю я это смотрніе-то! А подойдешь — сердце не камень.
— Ну, мы вдвоемъ съ Николаемъ Иванычемъ пойдемъ и посмотримъ, а вы не подходите. Пойдемъ, Николай Иванычъ, пойдемте, Капитонъ Васильевичъ.
— Съ удовольствіемъ.
Капитонъ Васильевичъ ловко предложилъ Глафир Семеновн руку и они почти бгомъ перебжали на другой конецъ залы, гд за зеленымъ столомъ шла игра въ желзную дорогу.
— Ужасно срый человкъ этотъ вашъ знакомый купецъ… шепнулъ онъ ей про Конурина. — Самое необразованное невжество въ немъ. Игру вдругъ съ судачиной сравниваетъ.
— Ужасъ, ужасъ… согласилась съ нимъ та. — Мы его взяли съ собой заграницу и ужъ каемся. Никакъ онъ не можетъ отполироваться. Самый срый купецъ.
— Однако, вы и сами купеческаго званія, какъ вы мн разсказывали, но, ей-ей, давеча я васъ за графиню принялъ. Такъ и думалъ, что какая-нибудь графиня.
— Мерси вамъ, улыбнулась Глафира Семеновна, кокетливо закатила глазки и крпко пожала Капитону Васильевичу руку. — Я совсмъ другаго закала, я въ пансіон у мадамъ Затравкиной училась и у меня даже три подруги были генеральскія дочери.
— Вотъ, вотъ… Я гляжу и вижу, что у васъ совсмъ другая полировка, барская полировка, дворянская.
Они подошли къ столу. Ихъ нагналъ Николай Ивановичъ. Иванъ Кондратьевичъ хоть и говорилъ, что не пойдетъ смотрть, какъ играютъ въ желзную дорогу, но очутился тутъ-же. Столъ этотъ былъ длинне и больше. По средин его былъ устроенъ механизмъ, гд по рельсамъ бгалъ маленькій желзнодорожный поздъ съ локомотивомъ и нсколькими вагонами. Рельсы составляли кругъ и отъ центра этого крута шли радіусы, внутри которыхъ были надписи: “Парижъ, Петербургъ, Берлинъ, Римъ, Лисабонъ, Лондонъ, Вна”. Кром того, промежутки радіусовъ были раздлены еще на нсколько частей, которыя обозначались номерами. По бокамъ круга зеленое сукно было разграфлено на четыреугольники, а въ этихъ четыреугольникахъ были написаны т-же города, что и на круг. Были и четыреугольники съ надписями на французскомъ, разумется, язык: “четъ, нечетъ, блая, красная”. Въ четыреугольники играющіе и ставили свои ставки. У рельсоваго круга, гд бгалъ поздъ, сидли два крупье:
— Это что за Іуда такой сидитъ со сребренниками?.. спросилъ Иванъ Кондратьевичъ надъ самымъ ухомъ Капитона Васильевича.
— А это крупье — кассиръ. Онъ банкъ держитъ.
— Совсмъ Іуда. Даже и рожа-то рыжая.
— Эта игра много интересне, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ. — Во-первыхъ, вы здсь можете ставить, начиная отъ одного франка.
— Стало-быть, всякое даяніе благо. Все возьмутъ, что дураки поставятъ, пробормоталъ Конуринъ.
— Во-вторыхъ, и ставка разнообразне. Можете ставить на какой вамъ угодно городъ: на Парижъ, на Петербургъ, на Лондонъ, потомъ можете ставить, на перъ или энперъ, то-есть по нашему на чётъ или на нечётъ и, кром того, на красное или на блое.
— Ахъ, это очень интересно! воскликнула Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, ты понялъ? Эта игра много любопытне, чмъ игра въ лошадки.
— Надо хорошенько посмотрть, матушка, тогда я и дойду до точки, далъ онъ отвтъ.
— Faites vos jeux, messieurs et mesdames! воскликнулъ крупье мрачнымъ голосомъ и при этомъ сдлалъ самое серьезное лицо.
Въ четыреугольники посыпались франковики, двухъ и пятифранковики.
Другой крупье тронулъ шалнеръ механизма и пустилъ поздъ въ ходъ. Поздъ забгалъ по рельсамъ.
— Постойте, я куда-нибудь франкъ поставлю! проговорила Глафира Семеновна и протянула къ столу руку съ монетой.
Крупье замтилъ ея жестъ и, протянувъ лопаточку на длинной палк, чтобы отстранить ставку, закричалъ:
— Rien ne va plus!
— Отчего онъ моей ставки не принимаетъ? удивленно спросила Глафира Семеновна.
— Нельзя теперь. Поздъ останавливается. Въ слдующій разъ поставите, отвчалъ Капитонъ Васильевичъ.
Поздъ остановился на Лисабон.
XII
У игорнаго стола опять возгласъ крупье:
— Faites votre jeu!..
— Ставьте, ставьте скорй! — сказалъ Капитонъ Васильевичъ Глафир Семеновн.
— А на какой городъ мн поставить? спрашивала его та.
— Погодите покуда ставить на городъ. Поставьте сначала на четъ или нечетъ.
— Ну, я на нечетъ. Я одиннадцатаго числа родилась.
Глафира Семеновна бросила франкъ на “impaire”. Поздъ на стол завертлся и остановился.
— Paris, rouge et impaire! — возглашалъ крупье.
— Берите, берите… Вы выиграли, — заговорилъ Капитонъ Васильевичъ:
— Да неужели? Ахъ, какъ это интересно! Николай Ивановичъ, смотри, я съ перваго раза выиграла.
— Цыплятъ, матушка, осенью считаютъ, отвчалъ Николай Ивановичъ.
Крупье бросилъ къ франку Глафиры Семеновны еще франкъ.
— Я хочу поставить два франка, — сказала она Капитону Васильевичу. — Что-жъ, вдь ужъ второй франкъ выигранный. Можно?
— Да конечно-же можно.
— Только я теперь на четъ, потому что имянинница я бываю 26-го апрля.